Вельяминовы. Начало пути. Книга 1

Юноша посмотрел на отца, стоящего с прямой, не сгорбленной спиной, и увидел, как Михайло улыбается.

— Ежели ты мне, государь, нож дашь, — ответил Степан, — то первый же удар сам же и получишь. А потом будь что будет.

После трапезы Феодосия посмотрела на детей и сказала:

— А ну-ка, давайте на конях прокатимся! А то, сидя в усадьбе и закиснуть немудрено! Петя, ты как, сам ездишь?

— Конечно, — ответил мальчик. «Уж с год как на коне сижу»

— А мне батюшка и матушка пока не разрешают, — погрустнела Марфа. «Только если впереди них».

— Это потому что ты маленькая! — Петя высунул язык. «А я большой, что, съела!»

— Ах, ты! — задохнулась от обиды Марфа. «Вот не дам я тебе Черныша, раз ты обзываешься!»

— Жадина! — крикнул ей Петя.

Марфа бросила в него деревянной солонкой, — не попала, — и, сжав губы, слезла со стула.

— Вот сейчас я тебе покажу-то, — сказала она угрожающе, сжав кулачки. «Проси прощения, а не то…»

— Не догонишь, не догонишь! — рассмеялся Петя и выбежал из трапезной.

Марфа поспешила за ним.

— Федосья, — раздался снаружи голос мужа, — чего это с детьми приключилось?».

Она вышла на крыльцо и усмехнулась — Петя взобрался на забор, а Марфа снизу кидала в него грязью.

— Да ничего, — она прижалась к плечу мужа. «Они ж дети — лучше пусть так, чем слезы да хлюпы».

— Как думаешь, — спросил ее Федор, — забудет Петя-то?»

— Не забудет, — Федосья покачала головой. «Батюшка отписал, что завтра за ним должен уже человек приехать — повезут Петю первым делом на Чудское озеро, а оттуда — уж в Колывань.

Чтобы в Новгород не заезжать-то, а то опасно это — везде глаза, да уши».

— А Феодосия в Новгород-то возили? — Вельяминов испытующе посмотрел на жену.

— Откуда мне знать? — та пожала плечами. «Батюшка мой, Никита Григорьевич, человек скрытный. Ты думаешь, я тайны хранить умею? А ты попробуй, так как он — кажный день ровно на краю обрыва, один шаг неверный и костей не соберешь».

— Вот как началось это, я и сам — ровно на краю обрыва, Федосья — угрюмо ответил ей муж.

— Жалеешь, что ль? — женщина взглянула на него.

— Ежели б я один был… — вздохнул Федор. «А почему в Колывань-то?»

— Там у батюшки друзья по торговле есть, так Петю, может, приемным сыном куда возьмут.

— Он же Воронцов! — вскинулся Федор. «Боярин же, не торговая косточка».

— Знаешь, Федя, — жестко сказала Феодосия, — как зачнешь умирать, так Господь тебя не по званию твоему судить будет, а только лишь по делам твоим.

— Права, — усмехнулся Вельяминов, и, прижав жену к себе, поцеловал в щеку. «Дети-то заняты… — задумчиво сказал он.

Марфа и Петя уже успели помириться, и строили что-то в большой куче песка за амбарами.

— Я им коней обещала, — слабо запротестовала Федосья.

— Ну, вот что, хватит, — обнял ее муж. «Как начнешь спорить, так и не остановишься, Федосья.

Давай-ка живо в опочивальню, быстрее ветра, небось, самой же хочется, а?»

Тут уж Вельяминова как не сдерживалась — но рассмеялась и легко побежала вверх по лестнице — впереди мужа.

— А ты, Михайло Степанович? — остановился перед ним царь.

— То ж самое — сыну своему старшему горло перережешь, так сразу и отпустим тебя.

Заберешь Прасковью, и домой пойдешь. И где ты Петю прятал — тоже спрашивать не буду».

Воронцов молчал, опустив глаза.

— Ты ж человек еще молодой, — продолжил царь. «И жена у тебя детишек еще может принести. Чего ж думать? А мы с Алексеем Даниловичем могила — помер Степан, и помер, никто ничего не узнает.

Так что не сумлевайся, Михайло Степанович — давай, бери нож, это ж дело минутное. Ты на поле боя же раненых врагов добивал — быстро это, сын твой и не почувствует ничего, — царь улыбнулся.

Михайло угрюмо поднял глаза на государя и, молча, протянул ладонь.

Басманов передал ему широкий кинжал.

— Господи, прости — пробормотал Воронцов и сжал холодные пальцы на богато изукрашенной каменьями рукояти ножа.

Государь легко, по-мальчишески, рассмеялся, увидев, как Воронцов заносит кинжал.

— Опусти, Михайло Степанович, — сказал он. «Сына своего ты убивать не будешь, это понятно, а меня — хоша и хотел бы ты этого, однако же, неужели ты думаешь, что государя так уж легко заколоть? Я теперь по Москве без кольчуги не езжу».

— Пусть уведут его, — приказал Иван Васильевич Басманову, и что-то шепнул на ухо окольничему. Тот закивал головой и позвал стрельцов.

— А ты, Степа, — царь подошел к младшему Воронцову, — сейчас с другом своим встретишься, Башкиным, Матвеем Семеновичем.

Поговорите о том, о сем, глядишь, и станет понятно, куда и к кому дорожка из Твери проложена. Ну, и как я сказал — ты у меня смерти, как облегчения, просить будешь, — царь внимательно посмотрел на Степана и, приблизив губы к его уху, сказал:

— Знаешь ли ты, отрок, как на колу умирают? Долго это, Степа, долго. Дня три ты у меня на нем промучаешься, не меньше.

— Уж кончал бы скорее со мной, — грубо сказал Степан.

— Нет, — тихо ответил царь. «Что ж за радость, коли враг не страдает? А твои страдания, Степа, — не будет такой меры, чтобы исчислить их».

Вельяминовы все же выехали на прогулку с детьми. Сначала, правда, и Петю, и Марфу надо было мыть — так измазались они на дворе.