— Вовремя приходить-то надо, — заметил стрелец. «Там государыня вдовствующая, ты к ней смотри, даже не подходи!»
— Упаси Господь, — ахнул мужик. «Да я быстро, меня и не заметит никто. Такое горе, такое горе…»
— Ну, иди уже, — стрелец открыл тяжелую, деревянную дверь.
Марфа прошмыгнула внутрь и оглянулась — пахло ладаном и воском. Носик мальчика уже заострился и посинел, из-под бархатного венчика с молитвой, прикрывавшего глаза, виднелась капля беловатого гноя.
Она наклонилась к лежащей на полу женщине и тихо тронула ее за плечо: «Марья Федоровна».
Государыня подняла постаревшее, опухшее, в красных пятнах лицо.
— Марья Федоровна, — терпеливо повторила Марфа, — я ухожу сейчас, ночью. Детки мои уже там, — она махнула рукой в сторону реки. «Пойдемте со мной, я вас отсюда вывезу».
— Зачем? — безразлично сказала государыня. «Тут могила сына моего, тут — хоша и не знаю я, где он лежит, — человек, коего любила я больше жизни, похоронен. Дайте уж в келье мне угаснуть, Марфа Федоровна.
— Жив Матвей Федорович был, четыре года назад, — твердо сказала Марфа. «Сейчас что — не знаю, однако тогда — жив был».
— И сейчас жив, — раздался голос с порога.
Матвей подошел к сестре, и, передав ей ручницу, сказал: «Здравствуй, боярыня. Там труп на паперти, в канаву его скинь».
— Я посторожу, — шепнула Марфа и выскользнула из церкви. Увидев в темноте какого-то человека, наклонившегося над телом стрельца, она, даже не думая, уткнула ему в спину пищаль и произнесла: «А ну тихо».
— Здравствуй, Марта, — распрямляясь, глядя на худого, стриженого ежиком мужика, в потрепанном армяке, с пищалью в руках, сказал адмирал. Она посмотрела на него играющими в лунном свете глазами. Под правым набухал синяк.
— Что ты тут делаешь? — шепотом спросила женщина.
— У меня завтра день рождения, — хмуро ответил адмирал. «Решил отметить его на Москве, как видишь. Дай пистолет».
— И не подумаю, — Марфа запахнула армяк.
— Хорошо, не давай, — вздохнул Виллем. «Дети где?»
— Там, на острове, на реке, — Марфа смотрела на его лицо и видела ту комнату в доме штатгальтера, в Дельфте, четырнадцать лет назад. «Поседел, — подумала она. «Но глаза такие же, Господи».
— Марш к ним, — адмирал взял ее за плечи и развернул. «Пошли, провожу тебя до стены, там есть, где взобраться. Сколько там детей?»
— Трое, — Марфа все глядела на него.
— Говорили, что шестеро, — вдруг усмехнулся Виллем.
— Элизабет, — это мужа моего дочка, — я на Москву отправила, Теодору в жены, — Марфа невольно улыбнулась, и тут же помрачнела, — а Тео пропала. В Сибири.
— Найду, — пообещал Виллем, и, легко подсадив ее наверх, сказал: «Все, быстро к детям».
— Но ты вернешься? — она так и держала в руке пистолет.
— Я через четырнадцать лет вернулся, как видишь, — ответил адмирал, и, не глядя в ее сторону, пошел к церкви.
Матвей подошел к гробу и взял мальчика за покрытую порезами ладошку. Митька лежал такой маленький, что он сразу вспомнил те детские гробы, что стояли в церкви — почти каждый год, — когда он был еще ребенком. И мать — так же, как сейчас Марья, — лежала на полу. Отец стоял, молча, выпрямившись, и Матвею иногда казалось, что он хочет заплакать — но не может.
«Митька, — прошептал Матвей и приложил к своей щеке руку сына. «Митька, милый мой, прости меня». Вельяминов стер слезы рукавом армяка, и, перекрестив посиневшее личико ребенка, поцеловал его в лоб. Он опустился на колени рядом с Марьей и шепнул: «Пойдем, счастье мое».
— Нет, — она съежилась в клубочек на каменном полу. «Тут могила сына моего, нет!»
— Марья, — он встряхнул женщину за тонкие плечи. «Ты же молодая еще, у нас будут дети.
Пойдем, уедем отсюда, и более не будем обо всем этом вспоминать. Пожалуйста, Марья, я же люблю тебя!»
— Поздно ты приехал, Матвей Федорович, — отстраняясь от его руки, равнодушно, сказала она. «Ты не все про меня знаешь».
— Знаю, — грубо ответил Вельяминов. «Мне все равно».
— Я плод его вытравила, — женщина все смотрела на гробик. «Это ты виноват, Матвей. Коли б забрал ты меня тогда, ничего бы этого не было. А сейчас, — она не договорила и махнула рукой.
— Коли б я тебя тогда забрал, Марья, — сдерживаясь, проговорил Вельяминов, — сама ведь знаешь, сестра моя и племянники на плаху бы легли.
— Ну, вот и получается, — искусанные, обметанные болячками губы женщины скривились, — что сестра твоя и дети ее — живы. А сын твой — мертв. Это ты его убил, Матвей».
— Прощай, — тихо сказал Вельяминов, и, прикрыв за собой тяжелую, низкую дверь — вышел.
Марфа спала, обнимая детей, и внезапно, ощутив рядом какое-то движение, еще не открыв глаз, кошкой, потянулась за кинжалом.
Виллем устало привалился к стене землянки. «На рассвете уходить отсюда надо, — сказал адмирал, — лесами. Прятаться пока станем, а там посмотрим. Хорошо, что лето на дворе».
— У меня золото есть, — Марфа погладила свой карман.
— Я не сомневался, — мужчина чуть улыбнулся. «Пойди, с братом своим побудь, тяжело ему сейчас».