Вторая лошадь бегала неподалеку, испуганно косясь на него. Ник подозвал ее свистом и ласково проговорил: «Ну, ничего страшного, не бойся, красавица моя. Сейчас я сделаю все, что нужно, и отправимся дальше».
Он вырыл яму, мрачно думая: «Как раз шпага и пригодилась», и, опустив туда тело индейца, завалив могилу камнями, пристроил сверху его головной убор — красивый, с перьями.
Пробормотав молитву, Ник повернулся к трупу лошади, и, вздохнув, перерезал ей шею ножом. Выпив крови, — столько, сколько смог, он пожарил мясо на костре и долго ел, — в конце, уже заставляя себе прожевывать.
Николас уложил остатки мяса в кожаный мешок, и, сев в седло, оглянулся — буря ушла, и над бесконечной равниной расстилалось лазоревое, как его глаза, небо. Он тронул коня, и поехал на восток, к морю.
Английское ядро упало на шканцы «Святой Терезы» и помощник крикнул дону Мигелю: «У нас пять пробоин, они уже готовят абордажные крюки!»
— Я вижу, — капитан, морщась от боли, — у него была оторвана левая кисть, из обрубка, наскоро перемотанного тряпками, хлестала на палубу кровь, — поднял пистолет и усмехнулся: «Хорошо, что я не левша».
— Может, выкинем белый флаг? — внезапно предложил помощник.
Дон Мигель презрительно посмотрел на него, и сказал: «Расстелите парус, я не хочу, чтобы ее тело попало в руки англичан». Он ушел вниз по трапу, не дрогнув прямой спиной, и помощник, посмотрев ему вслед, пошатнулся — «Святая Тереза» уже сильно кренилась на бок.
Тео стояла на коленях, уронив голову на руки, вздрагивая от пушечных залпов. В открытые ставни каюты были слышны крики умирающих людей, и треск корабельной обшивки.
— Сеньора Вискайно, — раздался тихий голос с порога. «Простите, я прервал вашу молитву».
Она подняла глаза и увидела прямо перед собой дуло пистолета.
— Так надо, — сказал твердо дон Мигель. Побледневшее лицо было искажено гримасой боли, и Тео увидела, что его рука забинтована. «Чтобы спасти вас от позора, сеньора. Да простит меня Бог, — он взвел курок, и Тео услышала знакомый, ледяной голос: «Только я решаю, что делать с моими пленными, сеньор капитан».
Раздался выстрел, и дон Мигель, покачнувшись, упал лицом вперед — из разнесенного пулей затылка хлестала кровь.
Ворон посмотрел на темноволосую женщину в шелковом платье, закрывшую лицо руками, и велел, убирая пистолет: «Пойдемте, сеньора Вискайно. Вас ждет много, — он помедлил, издевательски усмехнувшись, — приятных мгновений».
Женщина опустила смуглые, изящные, ладони и Ворон отступил, схватившись за косяк двери — мерцающие, зеленые глаза посмотрели прямо на него и она нежно сказала:
«Здравствуйте, дядя Стивен».
Дэниел лежал, обняв рукой, тонкие плечи Марты и смотрел на костер. В джунглях что-то потрескивало, пищало, наверху, в кронах деревьев шмыгали обезьяны. «Как там мой попугай? — грустно вздохнул мальчик. «Когда увижу его теперь — и не знаю. Добраться бы до Картахены, там мамочка, наверное, уже приехала».
Марта пошевелилась и вдруг, приподнявшись, простонала: «Кровь, кровь! Опять кровь!»
— Тихо, тихо, — ласково сказал Дэниел, — тихо, сестричка, все хорошо.
К вечеру того дня, когда он нашел Марту, дети встали на обрыве холма, и мальчик весело проговорил: «Видишь, деревня. И большая, тут церковь даже есть. Сейчас у священника переночуем и пойдем дальше».
Святой отец, — пожилой, седоволосый, — с подозрением посмотрел на детей и, вздохнув, сказал: «Картахена отсюда еще в ста милях, и дорога опасная. Может быть, подождешь тут, — обратился он к Дэниелу, — а я пошлю гонца туда, кого-то из индейцев?».
— Спасибо, святой отец, — вежливо ответил мальчик, — но наши родители будут волноваться, мы с сестрой должны идти дальше.
Марта покраснела — мгновенно, жарко. Дэниел ненавидел такие мгновения. Сестра была не похожа на здешних индейцев — они были приземистые и коротконогие, широкоплечие, с медными лицами.
Марта была хрупкая, маленькая, стройная, легкая, как птичка, и совсем не напоминала их. У нее были глаза цвета самой глубокой ночи и мягкие волосы — мама украшала их белыми цветами. Она говорила, что подобрала Марту далеко на севере, на островах, сиротой.
— Это моя приемная сестра, — хмуро объяснил Дэниел.
— Хорошо, — коротко сказал священник. Их накормили и уложили спать в маленькой, прохладной, — здесь, в предгорьях, ночами было зябко, комнатке.
Мальчик проснулся за полночь, и, пошарив рукой по кровати, замер — Марты рядом не было.
Он быстро оделся, и, нашарив кинжал, прислушался — из соседней комнаты доносились сдавленные, отчаянные стоны. Он нажал на деревянную дверь — та не поддавалась.
Спокойно, холодно подумав, Дэниел подцепил острием кинжала ставни, и, открыв их, выбрался во двор.