Вельяминовы. Начало пути. Книга 2

Дрейк отпил из своего бокала и вздохнул: «Господь не каждому дает так умереть, капитан Кроу, а только лучшим из нас. Не надо, — он посмотрел на юношу, и, достав платок, сказал:

«Дай-ка, Ворон».

Николас прижался щекой к его сильной, совсем не стариковской руке и заплакал. Сэр Фрэнсис погладил его по голове и шепнул: «Ну вот, теперь тебе летать, так ты уж не подведи нас, ладно?».

Капитан Кроу сжал зубы, вытер лицо и сказал: «Я не вернусь в Англию, пока не отомщу за них — за всех, сэр Фрэнсис. И за кузину Тео и мою сестру тоже. Не вернусь, слышите?».

Дрейк помолчал и велел: «Пошлешь весточку своей семье с теми кораблями, что везут золото в Плимут. И давай, не залеживайся, как только починимся — идем дальше, нам предстоит еще атаковать Сан-Хуан, будешь там командовать теми, кто на берег пойдет, крепость подрывать».

Капитан Кроу кивнул, и, закрыл глаза: «Спасибо, сэр Фрэнсис».

— Отдыхай, Ворон, — мягко ответил Дрейк, и, закрыл за собой дверь капитанской каюты «Пеликана».

Констанца проснулась на излете ночи, и позвала: «Мирьям, Мирьям, ты где?» Она приподнялась на своей кровати и оглядела детскую — огромный глобус на ковре, стол, заваленный ее тетрадями, шкафы с книгами.

Старшая девочка сидела на обитой бархатом кушетке у большого окна, выходящего на крыши Сити. На востоке, над портом и верфями вставал неверный, слабый зимний закат.

Констанца вскочила, и, подбежав к подруге, потрясла ее: «Что с тобой?».

Мирьям натянула на колени длинную рубашку, свернулась в клубочек и сказала, всхлипывая: «У меня нет больше папы».

— Ты не можешь этого знать, — яростно зашипела Констанца, и повторила: «Ты не можешь этого знать!».

— Дай руку, — попросила Мирьям. Она прижала к щеке тонкие пальцы девочки и грустно проговорила: «Ты счастливая, у тебя остался отец. А у меня больше никого, никого нет, — Мирьям заплакала, раскачиваясь, и Констанца, положив голову подруги себе на плечо, вытирая ей слезы, долго смотрела на то, как всходит над Лондоном маленькое, едва заметное в сером тумане солнце.

Она подняла разбитую, гудящую голову и услышала сверху птичьи клики. Огромный альбатрос развернул крылья и, нырнув вниз, сел на обломок шлюпки. «Девочка, — подумала Тео, — Белла, наша девочка». Младенец так и лежал в ее руках. Женщина взглянула на безжизненное, синеватое личико, и, вдруг вспомнила, как матушка заставляла ее дышать во время пожара — давно, еще в детстве.

Тео положила Беллу на спину, и, прижавшись ртом к ее губам, вдыхая воздух в горло дочери, приказала: «Живи!». Она нежно, аккуратно нажала руками на маленькое тельце, и Белла, открыв ротик, выплюнув морскую воду, выгнулась и зарыдала — отчаянно, громко.

«Господи, спасибо тебе!», — прошептала Тео и дала девочке грудь. Обломок медленно дрейфовал к берегу, и Тео, оглянувшись, увидела, как гавань заволакивает черный, густой дым пожара. «Святая Мария», — прошептала она, — Господи, что с ним! Что с Ником?». Она тихо плакала, гладя Беллу по мокрой голове, а та только жадно, не отрываясь от матери, сосала.

— Вон какая-то английская сучка! — услышала она голос со шлюпки, что, проскользнув между загромождавшими вход в гавань остатками кораблей, вышла в море. «Стреляйте, надо и ее отправить на дно морское!»

— Я — сеньора Вискайно, — сжав зубы, крикнула она. «Жена капитана Себастьяна Вискайно! А это наша дочь, Изабелла! Немедленно поднимите меня на шлюпку!».

Она сидела, завернувшись в одеяло, на разбитой ядрами набережной порта, и, укачивая Беллу, смотрела вдаль. На горизонте, потрескивая, догорая, погружались в море корабли.

— Тео! — он растолкал всех, и, опустившись рядом с ней на колени, — обнял ее, — сильно, ласково. «Господи, счастье мое, мы тебя похоронили уже!»

— Дон Мигель ссадил меня на шлюпку, перед атакой, — рыдая, сказала Тео. «Прости, что я поехала морем — я так торопилась к вам, так скучала, так хотела тебе сказать…, - она не закончила, и, сглотнув, добавила: «Когда ты уезжал, я еще не была уверена, Себастьян…».

— Счастье мое, — муж заплакал, и нежно, осторожно, коснулся темных волос Беллы. «Господи, моя доченька…»

— Я ее Изабеллой назвала, четыре месяца ей, — прошептала Тео. «Меня потом нашли англичане, «Желание», назывался их корабль, но они меня не трогали — хотели взять выкуп, поэтому сюда и привезли. Прости меня, милый…

— Мы его расстреляли, это «Желание», — баюкая ее, сказал Себастьян. «И «Святая Мария» тоже погибла, эта собака Куэрво поджег пороховые трюмы, и бросил ее на наши корабли.

Но, ничего, ничего, милая, мы опять вместе, и теперь все, все будет хорошо».

— Дэниел и Марта с тобой? — спросила Тео, когда он помог ей подняться. Она увидела в голубых глазах мужа тоску. «Марта потерялась в джунглях, — тихо ответил Себастьян, — Дэниел пошел за ней, и тоже не вернулся. Я их ищу, милая, все это время ищу — может быть, они у индейцев. Я их найду, обещаю».

Белла проснулась, и, повертев головой, протянула ручки к Себастьяну. «Можно? — робко спросил муж, и Тео, кивнув головой, передала ему дочь.