Вельяминовы. Начало пути. Книга 2

Послеполуденное, осеннее солнце, заливало площадь все еще ярким светом. Эстер прищурилась и нырнула в боковую улицу. Здесь было тихо и безлюдно, часы на колокольне пробили три, и женщина сразу увидела высокого священника, который прогуливался в тени балконов.

Было время сиесты, и город отдыхал, только издалека, слабо, доносились команды — начальник гарнизона гонял новобранцев.

— Я же сказал, — мягко проговорил священник, — пусть придет ваш муж. Это рискованно, уважаемая сеньора.

Она покраснела, и, закинув голову, — святой отец был много выше ее, — взглянула в темные, с золотыми искорками, глаза. «Господи, ну и красавец, — внезапно подумала Эстер и сердито ответила: «Я тоже все знаю. У мужа пациенты, он не всегда может освободиться».

Джованни посмотрел на маленькую, худенькую, — будто подросток, — женщину и вздохнул:

«Ну ладно». Черные, тяжелые волосы были прикрыты простым чепцом, и она смотрела на него, не смущаясь — прямо и дерзко.

— С другой стороны, — мягко сказал Джованни, — город маленький, рано или поздно мы бы с вами, все равно встретились. Скажите, — он помедлил, — то, что вы говорили на исповеди — это правда?

— А зачем тогда исповедь? — женщина коротко улыбнулась. «Вы же, как я понимаю, настоящий священник, а не только…»

— Настоящий, — Джованни задумался. «Уезжайте-ка вы отсюда, дорогая сеньора. Не надо подвергать себя такой опасности».

Эстер помолчала и, сжав зубы, краснея, не смотря на Джованни, ответила: «Если я уеду, некому будет работать».

Джованни взглянул на ее пылающие щеки и все понял. «Ваш муж может завтра пойти к губернатору и все ему рассказать. Тогда никто вас не спасет — даже я, — еще более мягко произнес он.

— Он не пойдет, — чувствуя, как скапливаются на ресницах слезы, тихо сказала Эстер. «Он трус, святой отец, и побоится, что его тоже будут пытать. К тому же — у него пациенты, студенты, книга выходит, — он не пойдет».

«Господи, бедная девочка, — подумал Джованни. «Угораздило же ее попасть в такой переплет. Но держится она хорошо, молодец»

.

— Я не поеду в Кальяо, — тихо сказал ей тогда Давид, — глубокой ночью, в постели.

— Там ждут донесения, — удивилась Эстер. «Как это ты не поедешь!»

Он приподнялся на локте и посмотрел на нее — темными, сердитыми глазами. «Я врач, — прошептал муж, — врач и ученый. Я не хочу этим заниматься! Я боюсь, в конце концов, и за себя, и за тебя!»

— Твоя семья живет в безопасности только потому, что ты согласился сюда поехать, — напомнила ему жена. «От тебя ждут работы, Давид, той работы, которую ты обещал делать».

— Можешь сама ей заниматься, — муж отвернулся от нее и задул свечу. «Ты все знаешь, до Кальяо семь миль, дорога безопасная. Я тебе мешать не буду, но и помощи от меня не жди — мне моя жизнь еще дорога».

— Ах, вот как, — ответила ему тогда Эстер, и тоже отвернулась. Они так и заснули — не прикасаясь, друг к другу.

— Про рудники — это очень хорошие сведения, — Джованни помедлил, выслушав ее. «У вас есть какие-нибудь связи с индейцами, в горах?»

— Да, я их лечу, — Эстер улыбнулась. «Ну, так, детей, женщин, бесплатно, конечно. А они меня за это снабжают травами, для снадобий, что я делаю».

— Вот что, милая моя сеньора, — решительно сказал Джованни, — сейчас сюда подходят английские корабли, вместе с серебром вы отсюда и уедете. Хватит. Отправитесь в Лондон, а там решим, что с вами делать. Незачем вам тут торчать».

— А кто будет работать? — озабоченно спросила женщина.

— Ну, пока что тут я остаюсь, — улыбнулся Джованни. «Вы мне расскажите, где живут ваши индейцы — мы на следующей неделе отправляемся туда — крестить, обучать катехизису, — заодно я с ними поговорю про эти караваны с серебром».

— В Кальяо мне сказали, что те корабли, которые пришли из Испании, уже стоят под погрузкой, — Эстер повертела зонтик и добавила: «Но пойдут еще несколько караванов — вице-губернатор хочет вывезти как можно больше слитков до наступления зимы».

— Ну, те корабли, что сейчас в Кальяо, — до Панамы они не доберутся, — лениво улыбнулся Джованни. «А серебро, что еще осталось — мы его перехватим по дороге, в горах».

Она помолчала, и вдруг, опустив глаза в землю, сказала: «Мне очень стыдно. Ну, вы понимаете. Что так все вышло».

— Люди, — ответил Джованни после долгого молчания, — не святые, дорогая сеньора. Бывают всякие вещи. Но нельзя поступать бесчестно — что бы, ни случилось».

— Он не поступит, — вдруг, убежденно, сказала Эстер. «Он трус и слабый человек — но не предатель».

— Вот, дон Диего, — печатник протянул ему пухлую стопку листов. «Проверяйте, и, на следующей неделе начнем».

Давид погладил титульный лист, и, вдохнув запах пыли, свинцовых литер, краски, — улыбнулся. Университетская типография — вторая в Новом Свете, после Мехико, — располагалась в подвале. Здесь было сыро, сверху, со двора, доносились гулкие удары колокола — били к обедне, и голоса студентов, что шли на лекции.

«Tractado de las drogas y medicinas de las India», — прочел Давид.

«Трактат о лекарствах, и медицинских средствах Индий».