— Дедушка, — спросил Томас, — а вы мне привезете медвежий клык, как у тети Беллы?
— Обязательно, милый, — Волк погладил его по голове. «Беги, помоги папе и Грегори в мастерской». Он поцеловал внука в русые локоны, и, подождав, пока за ним закроется дверь, спросил: «Что там такое, дочка?»
Марта стала нарезать пирог. «Она приезжает, занимается с девочками в школе музыкой, ну, вместе со мной, и молчит, все время молчит. Папа — женщина вздохнула, — вы сами посмотрите — на меня, на Рэйчел, на тетю Полли, — видно же, когда все хорошо. А у Беллы глаза — женщина поежилась, — пустые. Я помню, — внезапно сказала Марта, — у мамы такие были, когда она с ним, — губы женщины чуть дернулись, — жила. Пустые и холодные. Папа, нельзя же так, ей же всего семнадцать лет!»
— Потом, — сказал Волк, беря Беллу за руку. «Девочка, — он погладил неприкрытые по-домашнему, темные волосы, — я тебе так скажу. Твоя мама долго жила с нелюбимым человеком, — ради Дэниела и Марты, — но тебе, зачем это делать?».
— Вы не понимаете, — Белла выпрямилась и посмотрела на него изумрудными, большими глазами. «Я его люблю, очень люблю. Я за него жизнь отдам. А он, — девушка вздохнула, — я ему не нужна. Так, — она пожала плечами, — ради наследника. Только я ни на что не гожусь, даже ребенка — и того нет, — девушка отвернулась, и быстро вышла из комнаты.
— Да, — наконец, сказал Волк. «Ты не волнуйся, Николас. Правда, — все будет хорошо. Я с тобой поеду, заберем их всех, и привезем домой».
— Может, тебе не стоит, Майкл, — неуверенно сказал капитан Кроу. «Кузина Мэри мне говорила, у тебя же дети, двое….»
— Трое, — усмехнулся про себя Волк.
В кабинете были распахнуты окна, и Волк услышал голос сына с лужайки: «Александр, смотри, как хорошо Джеймс уже ходит!»
— Джеймс большой, — гордо крикнул Колин. «А я — старше!»
— Старше, старше, — рассмеялся Александр и добавил: «Хорошо, что Майкл и Юджиния в деревне, с тетей Рэйчел, иначе мы с тобой, Стивен, тут бы со всеми не управились».
— Ну что я тебе скажу, Михайло Данилович, — Марфа чуть улыбнулась, — повезло тебе. Трое сыновей здоровых, а что Констанца тебе отказала, — так иначе быть не могло, она своего отца дочь, а я его, — Марфа рассмеялась, — очень хорошо помню.
— Да ты и сам знаешь — нельзя с нелюбимым жить. И с нелюбимой женщиной — тоже, — она налила вина и, подвинув ему бокал, тихо сказала: «Расскажу тебе кое-что».
Он слушал, а потом вздохнул: «Так вы Федора Савельевича любили, и он вас. Это другое».
— Другое дело, — согласилась Марфа. «Однако ж ты сам наш, московский, понимаешь — никогда бы мы повенчаться не смогли. Что Федосья покойница за Ивана замуж вышла, — Иван вольный человек был. А Федор Савельевич, упокой Господь его душу, — Марфа перекрестилась, — хоша и великий зодчий был, а все равно — холоп монастырский. И со мной бы он никогда не уехал, он бы страну свою не бросил. Да вот не дал Господь дитяти нашему родиться. А твоему — дал. И за сие благодарным надо быть».
— Тяжело без матери-то дитя растить, — вздохнул мужчина.
— Будет у него мать, — Марфа потянулась и погладила зятя по голове. «Я же тебе во время оно еще сказала, в Париже — ты жди, и встретишь ту, что станет тебе всего на свете дороже.
И ты ей — тоже. Торопиться-то не надо, — она сцепила нежные, в блеске драгоценностей, пальцы, и вдруг, озорно, улыбнулась: «Петр Михайлович, значит. И волосы у него темные».
— А глаза синие, — гордо сказал Волк.
— Ты ему крестик-то свой потом отдай, — ласково велела Марфа. «С таким дедом, отцом таким, матерью такой — ты им только гордиться будешь, Михайло Данилович».
— Буду, — он посмотрел в зеленые глаза. «Спасибо вам, Марфа Федоровна. И Мэри с Генри я найду, не волнуйтесь».
— Знаю, — женщина поднялась. «Ты, Михайло Данилович, — своему слову верен. Пошли, — она кивнула, — сейчас все уже приезжать начнут, — Марфа рассмеялась — со складов да верфей, побудь с мальчиками, пока мы с Полли детей покормим».
Волк посмотрел на карту и сказал: «Ну, они у меня и большие уже, сыновья. Так, Николас — по ней, — он показал на стол, — мы их в два счета найдем. Ты тогда поезжай в Лондон, мы тут с кораблем разберемся, на котором я плыть должен был, и тоже — вернемся. Месяца же хватит, чтобы новое судно построить?»
— Даже меньше, — кивнул Ник, — надо, конечно, будет укреплять днище и борта, но все равно, — она, же небольшая будет. Громоздкие корабли там ни к чему, прибрежные воды мельче, теплее и дольше не замерзают. Только вот…, - он замялся и посмотрел на Кеннета. «Насчет моей сестры, ну, жены твоей, Кеннет…
— Что такое? — непонимающе спросил шотландец.
— Я был в Акадии, в Порт-Рояле, — Ник смотрел куда-то в сторону. «Я привез тело ее покойного мужа, графа Ноттингема. Ну, чтобы похоронить тут, в Англии, на кладбище родовом».
В открытые ставни залетел порыв теплого ветра, и зашуршал бумагами на столе. Кеннет поставил на карту чернильницу и сказал: