Вельяминовы. Начало пути. Книга 3

«Прости, что пришлось тебя поднять, гонец сказал — это срочное».

Она налила зятю кофе, и, подождав, пока тот раскроет конверт с печатью принца Конде, спросила: «Все в порядке?».

— Оно срочное, — хмыкнул Волк, и, обведя глазами стол, радостно сказал: «Малиновый джем, от мистрис Доусон! Марфа Федоровна, но вы, же налегке ехали».

— Ну, баночку, отчего не взять, — подняла бровь женщина. «Так что в письме-то?».

Волк зевнул и, отхлебнув кофе, рассмеялся: «Я порекомендовал его светлости полечить больной зуб, он остался доволен, вот, — мужчина помахал письмом, — сегодня обедаю у него.

Так, — он оглядел детей, — сейчас папа позавтракает, а вы пока умывайтесь, и пойдем на реку.

Пьер, — он встал и помог девочке выбраться из креслица, — последи за Мартой. И не будите маму, она отдыхает, — велел Волк, провожая их глазами.

Дети ушли, держась за руки и Марта, подвинув ему банку с джемом, сказала: «И вправду — не разлучить их. Ну, крестами еще не менялись, конечно».

— Поменяются, Марфа Федоровна, — уверил ее зять. «А что вы спрашивали насчет титула — он рассмеялся, — так я его не просил, разумеется. Королева прошлым годом пригласила к себе и говорит: «Месье де Лу, вы оказали столько услуг моему покойному Генриху, вы сами вызвались отправиться в Квебек — я не могу вас не наградить. Так и стал бароном, — Волк зевнул и добавил: «А вообще я — личный помощник генерал-губернатора наших колоний, принца Конде, ну, до осени. А потом — вице-губернатор Квебека».

Марфа оглядела его и сказала: «Ты, главное, Михайло Данилович, как на Москву поедем — на рожон там не лезь. Ну, да, впрочем, я за тобой и за Федором присмотрю».

— Уж в чем, а в этом — никогда замечен не был, — улыбнулся Волк и, засучив рукава льняной, белоснежной рубашки, сказал: «Я смотрю, вы и сыр достали. Это тоже — от Большого Луи, балует он нас».

— Конечно, — пожала плечами Марфа, — можно было месье Антуана и осенью сюда привезти.

Но не хотелось времени терять, ты уж извини, что Джон так решил».

— Ничего страшного, — отмахнулся Волк, отрезая себе хороший кусок сыра, — я Большому Луи доверяю, как самому себе, шесть лет с ним работаю.

— Хорошо ты с людьми сходишься, — задумчиво сказала теща, — ну да сие у тебя — с детства, наверное.

— От матушки моей, — Волк поднялся и отодвинув стул для жены, укоризненно заметил:

«Разбудили они тебя все-таки. Пей молоко, свежее совсем».

Мэри запахнула халат, и, зевнув, нагнувшись, поцеловала мать в щеку: «Да я бы и сама уже встала, еще документы осталось обработать, кое-какие. Ты с детьми погулять сходи, а я займусь».

— Я тебе помогу, — пообещала Марфа, искоса разглядывая спокойное, свежее лицо женщины.

Белокурые косы были уложены на затылке и заколоты серебряными шпильками, на белых щеках играл чуть заметный румянец.

— Выспались вы оба, — одобрительно заметила Марфа и подумала: «Господи, никогда Мэри я такой счастливой не видела. Только бы с родами все хорошо прошло, все же не девочка она».

Мэри подперла щеку маленькой, унизанной кольцами рукой, и, заметив взгляд мужа, сказала, одними губами: «Я тебя люблю».

Он поднялся, и, наклонившись к ней, едва слышно шепнул: «Я тебя тоже».

Федор прошел мимо Нового моста, и, хмыкнув, осмотрел гранитный пьедестал, окруженный деревянным забором. «Вот тут и поставят памятник Генриху, — подумал он. «Конный, бронзовый. Не жалеет ее величество денег».

Он обернулся и, взглянув на остров Сен-Луи, что остался позади, сжав зубы, велел себе:

«Нельзя. Вчера я там был, с Марьей гулял, а Лизы не застал. В лавках была, наверное.

Господи, как я скучаю. С той осени…, И еще неизвестно, когда с Москвы вернемся. А молодец этот месье Мари, набережные в порядок привел, укрепил тут все».

Федор вздохнул, и, перекрестившись, пошел дальше — к площади Дофина. Трехэтажный дом, под темно-красной, черепичной крышей, стоял прямо на углу. Он поднял голову и увидел сестру, что, стоя у большого окна, махала ему рукой.

— Все-таки молодец Михайло Данилович, — подумал Федор, оказавшись в изящной, обитой темно-серым шелком передней. На каминной доске стояли бронзовые часы, пахло кедром, и он, наклонившись, поцеловав сестру в лоб, спросил: «Ну, как вы тут?»

— Да скоро уже, — Мэри улыбнулась. «Проходи, поешь что-нибудь, мы со стола еще не убрали».

— Да я ненадолго, к мужу твоему, — отмахнулся Федор. «Дома же он?»

— Пока да, — Волк вышел в переднюю, — но вот скоро с детьми на реку пойду. И Марфа Федоровна тоже — поднялась давно.

Женщина поманила его к себе, и Федор, улыбнувшись, поцеловал пахнущую жасмином руку.

«Вы, матушка, если хотите, приводите завтра детей на стройку, — сказал он, — там у нас из котлована воду выкачивают, им интересно будет. И Марью с Авраамом — тоже берите».

— Ну вот после завтрака и появимся, Феденька, — ответила мать, и Волк, указав глазами на дверь кабинета, велел: «Пойдем».

— Всем бы такой вкус, — про себя вздохнул Федор, оглядывая шелковые, цвета слоновой кости обои, и мебель — темного ореха. Нюрнбергские часы медленно пробили полдень, и он вдруг спросил: «А ты сам отделку заказывал, или декоратор постарался?»