Вельяминовы. Начало пути. Книга 3

— В тот кабак соваться не след, — протянул Болотников, — как я слышал, там такой хозяин, что вмиг в Москве-реке, в мешке окажешься, для сего его у ручья и поставили. Опять же и подпол там есть, как мне говорили, в тот подпол люди спускались — и не видел их более никто. Не надо нам московским ворам дорогу переходить, не надо.

— Ничего, — мужчина поскреб в бороде, — придумаем, как с ними расправиться. Ну, следи, — он потрепал подручного по плечу, и, легко перебежав улицу, взглянув на высокие, в три человеческих роста, новые, мощные ворота усадьбы — пошел восвояси.

— Уж не обессудьте, бояре, — ухмыльнулся Федор, разливая водку, — сейчас Лизавета Петровна моя приедет из подмосковной, будем есть, как положено, тако же и холопов оттуда привезу, а пока — он пожал плечами, — разор, как есть разор.

— Так у всех, Федор Петрович, — Михаил Татищев принял стопку, — вона, пройдите по Рождественке и Дмитровке, — все, кто в деревнях сидел, возвращаются, усадьбы чинят.

— Отменные пироги на Чертольской улице, — Шуйский принюхался, — хоша и постные, а все равно — вкусные.

— А у вас же под Рузой подмосковная, Федор Петрович? — спросил Татищев. «Охота там хороша, наверное, места-то глухие, лес непролазный».

— Тако же и рыбалка, — ответил Федор, подставляя к пыльному, изрезанному ножами столу покосившуюся лавку. «Там у нас озеро, Михайло Никитич, реки две — Руза и Москва, есть где сети забросить".

— Так, — сказал Шуйский, прожевав, — что мы пеплом самозванца в сторону Польши из пушки выстрелили, — за это вам, бояре, спасибо большое, хоша слухи всякие прекратились. Теперь с этими подметными листками, что на заборы лепят, что якобы жив царь Дмитрий…

Федор посмотрел на ссадины у себя на руке и холодно улыбнулся: «Мы с Михайло Никитичем в Разбойном приказе уже человек пять за ребро подвесили, Василий Иванович, и останавливаться не собираемся. Как колы у Троицкой церкви поставим — быстро все о сих ересях забудут.

— Вот и славно, — Шуйский погладил бороду. «Маринка с отцом своим уже в Ярославль едет…

Федор поморщился. «Что-то вы мягко с ними, Василий Иванович, в Каргополь бы ее, в яму подземную».

— Мне перемирие с Польшей заключать надо, — Шуйский дернул уголком рта, — навряд ли они порадуются, если мы им беззубую развалину, ума лишившуюся, отправим.

— Все равно, Василий Иванович, — вмешался Татищев, — надо их стеречь там, не приведи Господь, еще кто выкрасть вздумает, тот же Болотников.

Шуйский сочно выматерился и повернулся к Воронцову-Вельяминову: «Этого найти надо, у него тысячи человек в Коломенском стояли. Куда они в одночасье делись? Еще чего не хватало — только от одного самозванца избавились, так тут другой появится?»

— А в листках-то подметных сказано было, — протянул Татищев, — мол, у царевича Дмитрия, чудом спасшегося, верные воеводы есть. Вот вам и воевода оный, зачем далеко ходить?

— У меня, Василий Иванович, с Болотниковым свои счеты, — жестко заметил Федор, — так что найдем, и я его самолично жизни лишу, вот этими руками.

Федор вдруг опустил глаза и вспомнил нежную зелень и золото узоров в Андрониковом монастыре. «Этими же руками, да, — он чуть вздохнул и весело сказал: «Давайте вторую бутылку, откроем, я карту тут нарисовал, на досуге, посмотрим, куда Болотников мог отправиться».

Джон вытащил лодку на белый песок, и сказал, подняв голову: «Вот уж не думал, что у вас тут такие горы есть!»

— Называются, — Воробьевы, — отозвалась Дуня, — тут птиц много, и ягод, и грибов, мы тут, как я еще девчонкой была, их собирали, а потом — на Красной площади торговцам сдавали, так летом и кормились.

— Как я еще девчонкой была, — хмыкнул Джон, и, чуть наклонившись, приподняв белокурую косу, поцеловал нежную шею. «А сейчас ты кто?»

— Ну, мне вон на Покров уже семнадцать, — рассудительно сказала Дуня, — о моих годах бабы деток приносят. Девушка вдруг покраснела и смешалась: «Я не то хотела сказать, пан Ян, простите, пожалуйста…»

— Очень даже то, — ворчливо отозвался Джон. «Этим годом не обещаю, дай Бог, мы к Покрову вашему только до Лондона доберемся и обвенчаемся, а вот следующим годом — обязательно».

Он бросил на берег кафтан и усмехнулся про себя: «Хорошо, что мне этот Никифор русской одежды достал, все меньше в глаза бросаюсь. А кормят тут и, правда, вкусно. Жалко, что вино только в Немецкой слободе купить можно, хотя к водке привыкаешь, конечно».

Мужчина сел и устроив Дуню у себя в руках, вдохнув запах цветов — улыбнулся.

— А сие Сетунь, — Дуня показала на речку слева от них, что впадала в Москву, — на ней рыбалка хорошая, ну, на Москве — тако же. А на том берегу — монастырь Новодевичий, там боярские девицы хороших кровей пребывают, тако же и вдовы. Меня Федор Петрович тем годом посылал туда, как сестру его, Марью Петровну, самозванец постриг насильно.

— Вернемся в Лондон, — подумал Джон, — надо будет разузнать, куда преподобный отец мог направиться. Говорили же, я помню, какую-то колонию в Новом Свете хотят основывать, может быть — и туда. А миссис Марта рассказывала мне — она же тут прямо родилась, на горах этих, тут старая усадьба ее отца стояла.