– Мальчики на отца похожи. Семена не хватает… – вздохнул Сталин. Они услышали рев моторов. Машины, одна за другой, уходили в небо. Марта, зачарованно глядя вверх, ощутила на плече теплую, надежную руку матери.
– Когда-нибудь, – тихо сказала девочка Светлане, – я тоже сяду за штурвал, обязательно. Истребители рванулись вверх, разлетаясь в разные стороны, выстраиваясь в боевой порядок. Из репродукторов лилась музыка, над полем реяли алые воздушные шары. Марта, не отрываясь, следила за самолетами.
Только по огоньку лампочки, на пульте кабины, Степан понял, что дверь открылась. Начались прыжки. Он даже не помнил, как прошло выступление звена истребителей. Посадив машину, майор пошел к транспортному самолету, где собирались парашютисты, Чкалов нагнал его:
– Лихо ты сегодня летал, Степа. Совсем, как я, в молодости… – Чкалов посмотрел на часы: «Отлично, укладываемся в график. Я вечером ребят собираю, в гостинице «Москва», в ресторане. Приезжай, – летчик подмигнул ему. Поднимая в воздух транспортный самолет, Степан понял, что за штурвалом истребителя думал не о фигурах высшего пилотажа. Он представлял себе несущуюся навстречу самолету землю, резкий удар, и темноту. Тогда все закончилось бы прямо здесь. Ему бы не пришлось после парада идти к трибуне, где стояла она.
Несколько раз, на новых машинах, Степан попадал в нештатные ситуации. Майор понимал, что самолет ему не подчиняется. Еще немного, и он не смог бы удержать машину в небе, заставить ее вернуться под свое управление. С того хмурого дня, когда черная эмка въехала во двор комиссариата внутренних дел, на Лубянке, он ощущал похожее чувство. Услышав от Чкалова о гостинице «Москва», Степан едва не вздрогнул.
Нарком, расхаживая по огромному кабинету, остановился под портретом Сталина:
– Не волнуйтесь, Степан Семенович, – ободряюще сказал Ежов, – у вас все получится. Номер заранее подготовят, вам передадут ключ. Вы подниметесь наверх, вас… – Ежов пощелкал пальцами, – примут в свои руки наши техники. Мы должны слышать беседу с товарищем Горской. За столом, во время танцев… – раньше Степан видел Ежова только на фотографиях, в газетах. Нарком усадил его на диван, принесли чай. Ежов опустился рядом. Степан нашел в себе силы спросить:
– Товарищ народный комиссар внутренних дел, если что-то случилось с моим братом… Я знаю, он сейчас в командировке…
– Ешьте бутерброды, Степан Семенович, – посоветовал Ежов:
– С товарищем Вороновым все в порядке. Он выполняет задание партии и правительства… – Степан, облегченно, выдохнул. Положив на резной столик черного дерева коробку дорогого «Казбека», Ежов щелкнул золотой зажигалкой:
– Партия, товарищ Воронов, хочет поручить вам важное дело… – Ежов, исподтишка, рассматривал майора: «Иосиф Виссарионович прав, как всегда. Красавец, младше ее на десять лет. Он будет осыпать ее комплиментами, подарит цветы. Она не устоит, никто бы ни устоял».
Степан, сначала, даже не понял, о чем говорит нарком. Ежов потушил «Казбек» в тяжелой, хрустальной пепельнице. Майор очнулся:
– Товарищ Ежов, я помню товарища Горскую, и ее мужа, товарища Янсона. Они к нам в детский дом приезжали, давно. Они честные люди, герои гражданской войны, они не могут… – развернув «Правду», Ежов положил газету перед Степаном:
– Товарищ Воронов, с той поры много воды утекло. Троцкисты очень опасны, они пробираются в партию, даже в Политбюро. Каменев и Зиновьев признали свою вину. Они организовали злодейское убийство товарища Кирова, замышляли покушение на товарища Сталина… – Ежов положил ему руку на плечо:
– Степан Семенович, ваш долг, помочь работе нашего комиссариата, работе вашего брата, в конце концов. Мы разоблачим посягательства агентов Троцкого на безопасность нашей родины, Советского Союза. Вы член партии, страна доверяет вам новую военную технику. Мы вам доверяем, – со значением, добавил Ежов:
– Мы, коммунисты. В мирное время, Степан Семенович, зачастую, сложнее, чем на войне. Троцкисты метят в нас из-за угла, усыпляют нашу бдительность. Мы должны использовать против них, их же оружие.
Ежов, разумеется, не говорил майору Воронову о подготовке второго процесса. Его планировали на начало следующего года. Обвиняемыми проходили Радек, Серебряков, Пятаков и Сокольников. Бухарина и Рыкова пока решили оставить в живых.
Летом умер Горький. Товарищ Сталин дал распоряжение провести его смерть, как террористический акт троцкистов. В ней предполагалось обвинить Бухарина и Рыкова. Горская и Янсон требовались для второго процесса, в качестве связных между Троцким и его московской агентурой. Они не вышли бы на открытое заседание, получив расстрел по приговору трибунала, но показания использовались бы в обвинении. Ежов надеялся, что, оказавшись в люксе гостиницы «Москва» Горская начнет болтать. Они собирались узнать сведения, компрометирующие женщину, или Янсона.
Степан слушал Ежова:
– Партия не ошибается, никогда. Гордись, что тебе поручили ответственное задание… – он вспоминал веселые, каре-зеленые глаза Теодора Яновича, маузер, с золотой табличкой, ласковый голос: