– Это от моего отца имя? – поинтересовалась она, девочкой, у Красивого Щита:
– Он тоже из нашего народа? Или из другого племени, наш брат? Где он сейчас? – мать умерла, когда Деборе исполнился год, от пятнистой лихорадки, как ее называли индейцы. До трех лет девочка жила в семье Красивого Щита, в большом, вигваме, в резервации. Потом ее отправили в школу.
Чемава была самым старым из индейских интернатов. Учителя не запрещали ребятишкам говорить на своих языках, носить мокасины и украшать прически бисером и перьями. Летом Красивый Щит забирала Дебору домой, к бесконечной прерии, к белым вершинам гор, и чистым озерам. Они рыбачили, охотились на бизонов и птицу. Дебора училась готовить и шить. Девочка отлично управлялась с каноэ и лошадью. По вечерам в резервации разжигали костры. Старики рассказывали о битвах прошлого века, пели песни о великих вождях. Дебора слышала имена своей матери и бабушки, деда, прадеда, и прапрадеда, тоже Меневы. Их убили белые, однако Красивый Щит вздыхала:
– Те времена давно прошли. Бабка твоя, Амада, тоже была непримиримым воином, нападала на белых охотников, снимала скальпы. Но сейчас надо жить в мире… – трещал костер, лаяли собаки, вкусно пахло жареным мясом. Дебора подпирала смуглую щеку кулаком, сидя у костра, прислушиваясь к сказкам.
Маленьким ребенком, в школе, Дебора удивляла учителей тем, что свободно болтала на языках соучеников. Она подхватывала язык после нескольких дней игр с новыми ребятишками. Девочка смотрела на искры, взлетающие в темное, звездное небо, запоминая песни и легенды. Она повторяла сказания, расчесывая длинные, черные волосы, заплетая косы, сворачиваясь клубочком, рядом с другими детьми. Они спали все вместе. Собаки тоже приходили, устраиваясь рядом. Внутри типи витал знакомый, уютный запах дыма и табака. Дебора закрывала глаза, зевая. Во сне она видела буквы, складывающиеся в слова.
К шестнадцати годам она знала французский язык, немецкий, латынь, и с десяток индейских наречий. Красивый Щит приехала на выпускную церемонию. Деборе выделили стипендию, в университете Орегона. Девушка отправлялась получать степень бакалавра, на кафедру лингвистики. О своем отце она так ничего и не знала, Красивый Щит молчала. Дебора, про себя, решила больше ничего не спрашивать. В школе училось много сирот, потерявших родителей:
– Должно быть, он индеец, из другого племени… – девочка видела в зеркале изящный нос, решительный подбородок, высокие скулы, миндалевидные глаза, – такое часто случается. Они с мамой встретились, пожили в ее типи, и он уехал к своему народу… – у людей Большой Птицы муж приходил в семью жены. Не все гости были готовы к подобному.
Красивый Щит привезла потрепанную, замшевую сумку:
– Мать велела отдать, когда вырастешь… – коротко сказала старуха, – о свечах я тебе давно рассказала, ты их зажигаешь, а теперь… – Дебора листала старый, с пожелтевшими страницами, переплетенный в черную кожу, томик. Девушка подняла глаза:
– Святой язык… – она осторожно прикоснулась к надписи карандашом, на первой странице. Почерк был твердым, уверенным. Неизвестный человек писал на том же языке, на котором была напечатана книга. Увидев шестиконечную звезду, потускневшего золота, вытисненную на черной коже, девушка поняла, что перед ней Библия. В школе с ними занимались Писанием, но принимать крещение не заставляли. Им рассказывали о еврейском народе. Дебора видела иллюстрации Гюстава Доре, и картины Рембрандта.
– Отца твоего язык… – Красивый Щит достала из Библии фотографию. Родителей сняли у вигвама. Мать стояла в замшевой юбке, с перьями в волосах, в тяжелом ожерелье на стройной шее. Вышитая безрукавка открывала сильные руки. Поющая Стрела держала в поводу лошадь. Отец тоже носил индейскую одежду, однако волосы у него были коротко пострижены, как делали это белые, а на носу красовалось пенсне. Дебора, невольно, хихикнула. Красивый Щит улыбнулась:
– Мы его называли Зоркий Глаз. Он не обижался. Хороший человек… – старая женщина вздохнула, – знал наши языки, уважал веру, обряды. Он младше твоей матери был, на семь лет, и женат, у себя на Востоке. В университете преподавал. Летом семнадцатого года они встретились… – она перевернула фото: «Вот как его звали».
Деборе тогда это имя ничего не говорило.
В университете Орегона, на одном из первых семинаров, она вздрогнула. Преподаватель размеренно диктовал список литературы, повторяя имя отца:
– Один из лучших лингвистов Америки, знаток индейских языков, антрополог… – профессор поднял палец, – мы будем работать с его книгами, статьями… – Дебора, сначала, собиралась написать в Йель, где профессор Эдуард Сапир возглавлял кафедру антропологии. Девушке стало неловко:
– Что я ему скажу? Он женат, во второй раз. Его первая жена умерла. У него дети, зачем все это? – она несколько раз принималась за письмо, но бросала листок. В прошлом году отец умер.