Вельяминовы. Время бури. Книга 4

– Ничего страшного, – немного неуверенно сказала себе девушка, – сяду в задние ряды, на меня никто внимания не обратит… – Дебора была ростом в пять футов девять дюймов. На нее везде обращали внимание. Чиркнув спичкой, она зажгла самокрутку.

Рядом с объявлением о фильме висело еще одно. Дебора прочла знакомую фамилию. В школе, на курсе американской истории, ребятам рассказывали о битве при Литтл-Бигхорн. Многие ее соученики, как и Дебора, о сражении знали с детства. В резервациях жили старики, помнившие Лесную Росу Маккензи, Неистового Коня, и великого вождя Меневу.

– Прадедушку генерал Горовиц убил… – пробормотала Дебора:

– Ерунда, это однофамилец. У евреев часто повторяются имена… – услышав незнакомый, мягкий голос, она замерла:

– Покажи ему Тору, Дебора. Покажи… – над оградой зоны, в темноте, пролетела какая-то птица. Дебора увидела проблеск белых крыльев. Над Хэнфордом всходила бледная луна, от большой базы доносился смех солдат, на Дебору потянуло табачным дымом. Выбросив окурок, обжигавший пальцы, она очнулась:

– Покажи… – настаивал низкий, ласковйый женский голос.

Дебора не удивилась. Она знала, что люди неба могут слышать сказанное за тысячи миль, оборачиваться птицами и зверями, видеть в облаке дыма прошлое и будущее. Она помялась:

– Я все равно хотела к раввину пойти, в Орегоне. Хотела узнать, что написано в книге… – девушка, еще раз, взглянула на объявление:

– Военный капеллан, раввин Аарон Горовиц. Его можно увидеть после исхода субботы, а суббота закончилась… – Дебора все топталась на месте. Склонив черноволосую голову, она прислушалась. Голос остался рядом.

– Я с тобой… – пообещала неизвестная женщина, – и так останется всегда. Покажи Тору, Двора… – Дебора вспомнила, что так ее имя звучит на святом языке:

– Дебора, в Библии, была пророчицей… девушка посмотрела на звездное небо, – судьей, воительницей…, – Дебора пошатнулась, будто кто-то подтолкнул ее в плечо.

– Иди, – велел ей голос, – иди, Двора… – засунув руки в карманы юбки, девушка решительно направилась в комнату, за Торой.

Раву Горовицу, неожиданно, понравился первый шабат на базе Хэнфорд, в пустынных, безлюдных просторах северо-запада Америки. Аарону день напомнил те, что он проводил, учась в ешиве, в Иерусалиме. Только здесь не было домашних обедов, после службы и кидуша они пошли в столовую.

В синагоге, разговаривая с офицерами, Аарон узнал, что у некоторых есть семьи. Однако жены и дети остались в Сиэтле, или Сан-Франциско.

– Теперь можно их сюда привозить, – весело сказал кто-то, – если капелланов прислали, то армия в Хэнфорде надолго обосновалась. Построим офицерские коттеджи, потихоньку. Госпиталь здесь имеется, а теперь и обрезание можно провести… – в больнице служили военные врачи, евреи. С Аароном, церемония должна была получиться такой, как положено. За обедом они говорили о будущих праздниках, о маце для Песаха, о том, что рав Горовиц поедет в Сиэтл, за свитком Торы. Днем Аарон позанимался, со свободными от дежурства солдатами и офицерами. Все они заканчивали классы, при синагогах, и читали на иврите. На базе нашлись и недавние эмигранты, из Европы, говорившие на идиш. Аарона расспрашивали о Германии, Польше, Советском Союзе и Маньчжурии.

– Рав Горовиц, – восторженно заметил один из сержантов, – вы, получается, кругосветное путешествие совершили…

– Не совсем, – рассмеялся Аарон, – мне осталось до Нью-Йорка доехать.

Подумав об отце, Аарон пообещал себе, после исхода субботы, отправиться к связистам. Хэнфорд напоминал Иерусалим отсутствием радио и реклам. В Нью-Йорке соблюдать шабат было сложнее. Улицы города усеивали открытые магазины и кинотеатры. В Израиле в субботу работали только арабские и христианские лавки, но их в еврейских кварталах не водилось.

В Хэнфорде висел один репродуктор, на столбе, у столовой. По радио звучали срочные объявления. Газеты сюда не возили. Связисты готовили сводку новостей, прикрепляя листы на щите с распоряжениями и приказами. Армия проложила в Хэнфорд телефонные линии, отсюда можно было позвонить и в столицу, и в Нью-Йорк. Лейтенант, связист, оказался евреем. Юноша подмигнул раву Горовицу:

– Приходите вечером. Я вас без очереди пропущу… – на звонки существовала запись. Аарону стало неудобно, но связист уверил его:

– Все собираются кино смотреть. Не забывайте о разнице во времени. Вечером только солдаты с западного побережья домой звонят… – доктор Горовиц всегда ходил на третью трапезу в синагогу, возвращаясь, домой поздно. Аарон знал, что застанет отца бодрствующим.

В маленькой, тесной кабинке, прижав к уху трубку полевого телефона, он слушал ласковый голос отца. Аарон соскучился по запаху табака и леденцов, по мягким, знакомым с детства рукам, по тонким морщинкам, у серо-синих глаз. Отец сказал, что в Нью-Йорке теплая весна: