Вельяминовы. Время бури. Книга 4

– Песня продолжает занимать первое место в хит-параде журнала Billboard. Прослушайте прогноз погоды, на завтра… – погоду обещали солнечную, теплую. В деревянном ящике, на подоконнике кафе, цвели гиацинты. Густи пила чай, рассматривая лимузин тети Юджинии, припаркованный на узкой улице, рядом с воротами верфи. Она хотела завтра посидеть со Стивеном в парке, на Ганновер-сквер:

– Дети играют, на осликах катаются. Карусель стоит, несмотря на войну… – неподалеку были и большие парки, но Густи немного побаивалась отходить от Мэйфера. Она, исподтишка, положила руку на высокий живот, под просторным платьем, тонкой шерсти. Ребенок с утра затих. Густи поняла: «Скоро».

Она знала эту песню. Густи с мужем, по вечерам, включали радио. Они танцевали, в маленькой гостиной коттеджа. Они и в Берне, после венчания, зашли в кафе, по дороге в скромный пансион, где британское посольство сняло им комнату.

Густи помнила их первое танго, свой тихий шепот:

– Я четыре года не слышала джаз. Только в Геттингене, студенткой, а потом ненормальный его запретил… – с Генрихом Густи познакомилась на вечеринке, в университете.

Улица перед верфью опустела, у рабочих шел обеденный перерыв. Тетя Юджиния выступала в столовой, чтобы не отрывать людей от производства. Густи собиралась послушать леди Кроу, но женщина заметила:

– Милая, пять сотен человек придут, с верфи, и соседних предприятий. Мы двери во двор откроем, чтобы все поместились. Духота, тесно… – она посмотрела на живот Густи, – лучше меня в кафе подожди. Заберем Питера, и поедем обедать… – Густи взглянула на часики. Мистер Кроу должен был подойти к верфи, от станции метро Олдгейт-Ист. Подумав о Питере, девушка вспомнила Генриха:

– Они ровесники, Питеру тоже двадцать шесть. Его светлость в том же году родился. И все не женаты… – Густи вздохнула:

– Хотя какая женитьба, Питер и Джон сутками работают. Тетя Юджиния говорила, что Питер должен был обвенчаться, с сестрой Джона, однако она пропала… – Густи видела семейные альбомы и прочла книгу леди Холланд.

Она помнила высокую, очень красивую девушку, на фото. Антония держала на руках белокурого, маленького мальчика:

– Никто не знает, где она… – Густи откусила от булочки, – а мисс Ирена Фогель тоже из Германии, из Берлина. Рав Горовиц ее семье уехать помог, и Роксанна Горр, покойная. Рав Горовиц женился, хотя Америка не воюет, конечно. И мы поженились… – Густи закрыла глаза. На розовых губах играла блаженная, тихая улыбка. Она слышала звон колоколов, в соборе Берна, видела звездную, ясную ночь, над шпилями и крышами Старого Города. Пансион помещался за углом от посольства. У них не было никаких документов. Немецкий паспорт Густи оставила в сумке, в камере хранения, на пляже, у Боденского озера. Стивен выбросил удостоверение польского рабочего. Третий секретарь посольства, занимавшийся ими, поговорил по телефону, с Лондоном. Дипломат, недовольно заметил:

– Что с вами делать, сэр Кроу? Снимем комнату, на ночь, а завтра посадим вас на самолет, в Стамбул. Коллеги о вас позаботятся… – Стивен усмехнулся:

– Мне надо цветы купить, к свадьбе. Мы, видите ли… – Стивен, ласково взял руку Густи, – через час венчаемся. Ссудите мне немного денег из бюджета вашего министерства, – распорядился Ворон, – королевская авиация в долгу не останется… -подмигнув секретарю, Стивен сел писать расписку. Им дали маленькую комнатку, под крышей, но сначала пожилая, строгая хозяйка, поинтересовалась свидетельством о браке:

– На бумаге еще чернила не высохли… – шепотом сказал Стивен жене, – я люблю тебя, люблю, Густи… – булочка таяла на губах, пахла миндалем и ванилью. Густи вспомнила завтрак в постели, в пансионе, утром следующего дня:

– Господи, – внезапно пришло ей в голову, – я могла бы Стивена не встретить. Я бы умерла, не узнав, что такое счастье, не узнав, как это хорошо. А если что-то случится? Он полетел на оккупированную территорию, в воздухе немецкие патрули. Если его собьют, если возьмут в плен… – Густи, по ночам, целовала мужа:

– Пожалуйста, будь осторожен… – она клала руку на тускло блестящее, металлическое кольцо, – я тебе не зря его отдала. Как будто я всегда с тобой… – кортик в кабину проносить запрещалось. Густи настояла на том, чтобы муж забрал кольцо. Стивен повесил его на цепочку, на шею:

– Мне так спокойней, милый, – говорила девушка. Она отпила слабый чай:

– Я бы осталась в Германии, и не узнала, как это случается, на самом деле… – она даже немного зарделась:

– Скорей бы Стивен вернулся. Я по нему скучаю… – муж всегда говорил Густи, что красивей ее женщины не найти, даже когда, осенью, ее сильно тошнило:

– Тошнота тоже к мальчику, – вспомнила Густи, – женщины в деревне говорили. К Николасу… – она решила, что завтра, на Ганновер-сквер, можно позволить себе встать позже. Густи, всегда поднималась первой, и готовила мужу завтрак. Если полковник не дежурил, он укладывал Густи обратно в постель:

– Чтобы ты отдыхала, и ничего не делала. Вообще ничего, – смеялся Стивен, – я сам обо всем позабочусь… – Густи, томно потянулась: