Черная, бакелитовая трубка телефона была еще теплой. Столик, на колесиках, вкатили в палату через полчаса после того, как Питер очнулся. Голова была тяжелой, виски гудели. Он пошевелился, чувствуя боль в груди, бинты, стягивающие спину. Губы пересохли. Он вспомнил страшный крик, звон стекла, осколки кирпичей, от фабричной трубы, черные силуэты самолетов.
– Мама выступала на верфи. Я Густи толкнул под машину… Что с ними… – Питер застонал, ощутив на губах прохладу кислой, с лимоном воды. Он жадно пил, голова немного кружилась. Дрогнув ресницами, он увидел сумрачную, с одним ночником, палату. За окном зажигались фонари. Сестра приподняла его, подсунув за спину подушку:
– Осторожно, осторожно, мистер Кроу… – Питер повернул голову. Он смотрел в покрасневшие, заплаканные глаза кузена Стивена. Полковник молчал, сестра вышла. Питер услышал какие-то распоряжения, из-за двери, звон ложечки в стакане, шум шагов, по коридору. Он заметил, как подрагивают сильные, длинные пальцы летчика.
Стивен, только что, положил девочку под ее плексигласовый колпак. Ее запеленали, но через холст, и ткань чепчика, он чувствовал жар. Малышка горела, не открывая запавших глазок, тяжело дыша. Врач, отодвинув пеленки, показал перевязанную ручку:
– Ее ранило, когда она еще не родилась… – понял Стивен, – осколок, убивший Густи, ранил девочку. То есть и родов не было… – об этом Стивен думать не хотел, и не собирался. Рану зашили, но, судя по всему, после часа, проведенного девочкой под завалом, у нее началось воспаление легких.
– Мистер Кроу защищал ее, своим телом. День был теплый, но все равно… – вздохнул врач, – для новорожденного очень опасно оказаться в подобных условиях… – когда Стивен держал дочь на руках, она даже не двигалась. Он слышал, как неровно, часто бьется маленькое сердечко. Девочка не плакала, не хныкала. Он, отчего-то, подумал:
– Бережет силы. Сто четыре градуса у нее, сто четыре градуса… – дочери дали жаропонижающее средство, но лекарство не помогло:
– Она только один раз поела, – сказал врач, – днем, когда их привезли, с мистером Кроу. Температура поднимается. Сердце не выдержит, она угаснет… – ему сказали, что девочка крепкая, но Стивен не мог забыть легкое, крохотное тельце. Доктор объяснил, что младенцы быстро теряют вес:
– Если бы нам удалось сбить температуру, начать лечение… – он помолчал, – тогда ваша дочь могла бы поесть. У нее просто не осталось на это сил. Она умирает… – девочка лежала, не шевелясь, под колпаком, среди грелок. Стивен подумал, что их с Густи надо похоронить в одном гробу, и обязательно позвать священника, чтобы он окрестил малышку:
– Хоть так… – он смотрел в лазоревые глаза кузена, – хоть так. Поговорю с Питером, попрошу врачей найти капеллана… – Стивен не знал, как сказать кузену, о смерти его матери.
Питер облизал губы, откашлявшись:
– Стивен… Что с мамой, с Густи… Говори… – полковник взял его руку:
– Ты послушай меня, пожалуйста… – кузену не надо было опознавать мать. Врачи сказали Стивену, что все нужные бумаги подписаны. Доктор указал на двор:
– Он здесь. С родственниками погибших людей говорит… – Стивен подошел к окну. Под фонарями стояло две черные машины. Он узнал плотную, обрюзгшую фигуру, котелок, сильные, широкие плечи. Черчилль повернулся спиной к окнам госпиталя. Стивен увидел знакомую, скромную шляпку. Она была в траурном, черном пальто:
– Должно быть, за телом мистера Людвига приехала…, – Клара, сцепив руки, слушала премьер-министра. Белые листки, на двери морга, немного колыхались под ветром. У машин полковник заметил светлые волосы. Джон надел форму танкиста, с капитанскими нашивками. Черчилль сам служил в четвертом гусарском полку, корнетом, в прошлом веке:
– И дед Джона в нем служил, и отец… – вспомнил Стивен, – а Черчилль сейчас шеф полка. Они несколько лет, как танкистами стали… – после оккупации вермахтом Греции, полк перебросили в Северную Африку, где он сражался с войсками Роммеля:
– И я туда отправлюсь… – решил Стивен, – после похорон… – он заплакал, вытирая слезы с глаз. Потом его позвали, к очнувшемуся кузену.
Питер слушал Стивена, глядя куда-то в сторону, на беленую стену палаты.
Мать рассказывала о бабушке Марте, погибшей на «Титанике», о его деде, Мартине Кроу, о прадеде, тоже Питере:
– Мамы больше нет… – он повторял слова кузена, – мама погибла. Черчилль ее опознал. Он здесь, с Джоном. Густи погибла, и мистер Людвиг. Думай о тех, кто нуждается в помощи… – приказал себе Питер, – это сейчас важнее. Все остальное потом. Мама всегда так делала, и все остальные тоже… – оглянувшись на дверь, полковник закурил. Сначала он долго щелкал зажигалкой:
– Она… девочка… не выживет, врачи сказали. Ты ее спас, однако она долго на холоде была. Она все равно умрет, Питер… – охнув от боли, мужчина забрал у кузена сигарету.
– Тебе нельзя, у тебя… – всхлипывая, сказал Стивен.