Вельяминовы. Время бури. Книга 4

– Она оказалась в городке не случайно. Значит, и Холланд, сейчас, где-то рядом. Сестра мистера О» Малли. Они увидятся, обещаю… – Макс вернулся к столу, насвистывая. Оберштурмбанфюрер, иногда, поддавался хорошо скрываемому тщеславию. Среди коллег подобное не приветствовалось, если ты не дослужился до крупного чина. Гиммлер и Мюллер могли себе позволить выслушивать неприкрытую лесть от подчиненных. Другим оставалась партийная, товарищеская скромность.

У Макса, впрочем, имелась семья. Слушая его, младший брат даже открыл рот, от восхищения:

– Очень, очень впечатляет, Макс. У тебя отличная память. Ты ее всего несколько минут видел… – старший фон Рабе покраснел, от удовольствия:

– Совпадение, милый. В разведке подобное случается, но очень редко… – если бы Макс верил в Бога, он бы пошел в церковь, с благодарностью. Вместо этого он перезвонил Кардозо. Оберштурмбанфюрер выдал еврею четкие инструкции по разговору с шурином. Господин Горовиц обещал связаться с профессором утром, и назначить время визита. Генрих, за кофе, вздохнул:

– Я бы посмотрел на операцию, но я посторонний. Ты мне не разрешишь присутствовать… – Макс развел руками:

– Правила для всех одни, мой дорогой. Но ты сможешь посидеть на допросе… -фон Рабе собирался выбить из мистера О'Малли все сведения, имеющиеся у американца. У Макса не оставалось сомнений, что трое связаны. Он знал о сотрудничестве американской и британской разведок:

– За такое мне, пожалуй, дадут звание штандартенфюрера, досрочно. Мне всего тридцать… – Генрих, изящным движением, размешал сахар: «Тогда отправлюсь завтра в Гаагу, посмотреть на девушку…»

– Ты не пожалеешь, милый – уверил его Макс, принимаясь за свежее, ванильное мороженое, с шоколадным соусом и орехами.

Часы пробили четыре раза. Давид поднялся:

– Гольдберг… Если он был бы важен, для науки, для медицины, я бы его спас, не задумываясь. Но что такое рудничный врач, лечащий корь и переломы, по сравнению со мной, с тем, что я несу человечеству. Немцы, обнаружив Гольдберга, могли и меня в концлагерь отправить, потому, что я в замке оказался. Нельзя рисковать, – напомнил себе Давид, – надо выполнять их распоряжения. Я получу премию, и обо всем забуду. Разведусь с Элизой, найду девушку из богатой семьи, без сумасшедших в роду, – Давид, невольно, усмехнулся.

Жизнь шурина, по его соображениям, вообще ничего не стоила:

– Думать незачем, – профессор Кардозо, присел на подоконник, – он никто, Меир Горовиц… – Давид обещал бывшему шурину, что его адвокаты свяжутся с Эстер и пригласят ее на Плантаж Керклаан.

– Я, к сожалению, не могу ей позвонить, – проникновенно добавил Давид, – я соблюдаю условия судебного соглашения. Однако она придет, можешь не сомневаться… – он добавил, что близнецы тоже будут дома.

Дома, кроме Давида, остался один Максимилиан фон Рабе. Оберштурмбанфюрер ждал визитера в гостиной, за чашкой кофе, с кардамоном и лимонным кексом, испеченным Элизой.

Давид курил, рассматривая спины двух голландцев, в кепи и рубашках. Мужички сидели на старом катере, с удочками. На Амстеле стояла послеполуденная тишина выходного дня. В глаза Давиду ударил солнечный зайчик. Он поморщился: «Это от кольца».

Приглядевшись, он заметил шурина, с букетом алых роз, и заманчиво выглядящим пакетом, из дорогого магазина игрушек. Меир бодро шел к подъезду. Подняв голову, он помахал Давиду.

Профессор Кардозо, зачем-то, вытер лоб шелковым платком, хотя в квартире, большой, с высокими потолками, было нежарко, даже в летние дни. Зажужжал звонок, он взял со спинки кресла пиджак.

Меир носил хорошо скроенный, летний костюм, но волосы шурина, все равно, растрепались. Серо-синие глаза смотрели спокойно, немного весело. Меир перехватил букет:

– Здравствуй, Давид, спасибо… – профессор Кардозо поднял ладонь:

– О чем речь, это твои племянники, твоя сестра… – не подав бывшему зятю руки, Меир, переступил порог квартиры. Дверь захлопнулась, раздался лязг засова. Все стихло.

Джон, аккуратно, убрал зеркальце:

– Кардозо у окна стоит. Меир зашел в подъезд… – герцог пошевелил удилищем:

– А что, здесь рыба водится? Центр города…

Генрих, покуривал папироску: «Я видел, что местные каких-то рыбешек ловят».

Меир позвонил зятю вечером, с телефона в дешевой пивной, у рынка Альберта Кейпа. Кузен, сначала, был недоволен. Меир хотел прийти в квартиру на Плантаж Керклаан без предупреждения. Они сидели за столом, с кружками светлого пива, тарелкой жареных креветок, для Джона, и селедкой, для Меира. Джон вздохнул:

– Я понимаю. Но дети, Меир… Их трое, и Элиза, наверняка, в квартире останется. Незачем туда врываться с пистолетом, поверь. Твой бывший зять, конечно, мерзавец, но семья его здесь не причем. Это твои племянники… – недовольно, пробормотав что-то на идиш, Меир отправился вниз. Аппарат висел на стене, рядом с уборной.

Вернулся он с похолодевшими глазами. Меир повертел пачку папирос:

– Он сказал, что его адвокаты свяжутся с Эстер. Попросил меня перезвонить, завтра утром. Не нравится мне это, Джон.