Вельяминовы. Время бури. Книга 4

– Я не знаю, не знаю. Комиссару подбросили анонимное письмо. Пожалуйста, мне всего восемнадцать… – Итамар сжал зубы:

– Если он выстрелит, его казнят. А если выстрелю я … – он обернулся:

– Брошу пистолет, и убегу. Проходные дворы я знаю… – у Итамара была твердая рука и верный глаз. Взводя пистолет, он понял, что левое плечо почти не болит. Итамара зацепило осколком, при бомбежке:

– Я не позволю, чтобы его казнили… – Авраам почувствовал резкую боль, в правой руке, повыше локтя. Он выронил оружие на тротуар, юноша рванулся к полицейским, зазвенели свистки: «Сообщник в ларьке, в ларьке! Брать живым!»

– Итамар меня спас… – кровь текла по рукаву пиджака, его уложили лицом на землю, полицейские рванулись к ларьку. Щелкнули наручники:

– Это мерзавец Яир, больше некому. Я получу срок, он меня хочет убрать с дороги. Британцы до него доберутся, рано или поздно. Я не хочу руки об него марать… – черный форд несся по улице. Полицейские отскочили от ларька, раздался треск дерева. Газеты, бублики, пачки папирос разлетелись во все стороны. Авраам узнал красивый профиль, но все не мог поверить. Дверь форда распахнулась, рука с алым маникюром втащила Итамара внутрь:

– За ним! – велел кто-то из полицейских, но было поздно. Войдя в вираж, встав на два колеса, форд исчез за углом улицы Алленби. Пахло пороховой гарью, и кровью. Аврааму почудилось, что над мостовой витает аромат сладких пряностей. Уронив голову на какую-то газету, он позволил себе потерять сознание.

Роза остановила машину, выехав из города. Щелкнув зажигалкой, она посмотрела на Итамара. Юноша сидел на полу:

– Я тебя отвезу в Петах-Тикву, – Роза выпустила дым в окошко, – и поеду в Кирьят Анавим. Возьму документы, у кого-то из девушек. Мне надо получить с ним… – она кивнула на пыльную дорогу, – свидание… – вокруг простирались поля какого-то кибуца. Вдалеке ехала повозка, шуршали листьями пальмы. Итамар послушал щебет птиц:

– Роза… – почти робко спросил юноша, – где ты водить училась… – загорелые ноги, в шортах, в старых сандалиях, уверенно упирались в педали форда.

Она выбросила окурок на дорогу:

– На трассе в Ле-Мане. За мной ухаживал Жан-Пьер Вимилль, победитель Гран-При Франции, и суточных гонок… – Итамар открыл рот.

– Поехали, – Роза повернула ключ в замке зажигания, – у нас много дел… – темно-красные губы улыбнулись. Форд исчез в облаке пыли.

На улице Мишоль-ха-Гвура, в Русском Подворье, к деревянным воротам с вывеской: «Свидания и прием передач», вилась небольшая очередь. Роза, с холщовой авоськой, в простом, хлопковом, по колено платье, устроилась в конце. Девушка посмотрела на часики. Свидания в центральной тюрьме Иерусалима давали дважды в неделю, по понедельникам и средам. Авраама перевезли сюда после предъявления предварительного обвинения, в попытке ограбления банка, незаконном ношении оружия, и захвате заложника.

Адвокат оказался уроженцем Франкфурта. Они с Розой говорили на немецком языке.

– Герр Фридлендер, – возмутилась Роза, сидя в конторе, в Тель-Авиве, – о каком ограблении может идти речь? Доктор Судаков шел мимо банка. Это не запрещено законом… – Фридлендер протер пенсне:

– Фрейлейн Левина, то есть Браверман, – поправил он себя, – доктор Судаков шел по улице Алленби с пистолетом в кармане. Он угрожал убийством полицейского, при исполнении служебных обязанностей… – Фридлендер покашлял:

– Меня приняли в коллегию адвокатов, в Германии, до вашего рождения, моя дорогая. В стране я десять лет, и все время защищаю… – адвокат повел рукой, – приятелей вашего жениха. Чудо, что он у меня в первый раз в клиентах. Пять лет, – отрезал адвокат, – если судья будет в хорошем настроении… – Фридлендер вернул ей британский паспорт:

– Очки наденьте. Вы с фрейлейн Браверман похожи, но не слишком… – Рут Браверман, соседка Розы по комнате, с готовностью отдала ей документы. Рут поделилась и очками:

– Передай Аврааму, что мы его все поддерживаем… – Розе разрешили свидание только через две недели после ареста Авраама. Она призналась адвокату, что живет в стране нелегально, и придет в тюрьму с чужими документами.

Фридлендер поджал тонкие, в морщинах, губы:

– Как будто вы мне что-то новое сказали, фрейлейн. Половина страны с чужими документами разгуливает… – в сумке Розы лежала жареная курица, в бумажном пакете, питы, оливки, хумус и виноград.

Циона не плакала. Ей, как несовершеннолетней, свидания не позволяли. Девочка вскинула рыжеволосую голову:

– Значит, надо его освободить. Яир приедет, я с ним поговорю, мы нападем на тюрьму… – госпожа Эпштейн хлопнула ладонью по столу. Циона вздрогнула:

– Хватит нести чушь, – сочно сказала пожилая женщина, – тебе двенадцать лет. Учись, играй на фортепьяно, и близко не подходи к Яиру и его банде…

– Они называются Лехи, – Циона вздернула нос:

– Лохамей Херут Исраэль, борцы за свободу Израиля… – фыркнув, она ушла из столовой. Госпожа Эпштейн аккуратно заворачивала курицу:

– Я за ней присмотрю. У тебя, наверное, теперь другие дела появятся… – она оглядела Розу с ног до головы.