Вельяминовы – Время Бури. Книга первая

– Давайте потанцуем здесь…, – Тони скользнула ближе, – только мы с вами. Или пойдем к вам, в пансион…, – Мишель выбросил окурок за окно:

– Нельзя. Такое бесчестно. Хватит и того, что Момо…, – он соскочил с подоконника:

– Верю, кузина. Но не здесь, и не сейчас. Мне надо идти, завтра меня ждут на вокзале, на рассвете. Спасибо за вечеринку, рад был познакомиться…, – дверь хлопнула. Тони опустила голову, глотая слезы: «Значит, так тому и быть».

Утром Изабелла осталась в хранилище графики одна. Мишель, с рассветом отправился на вокзал Аточа. Пять вагонов с картинами и графикой охраняли республиканские солдаты. Поезд шел по территории, не занятой франкистами, но правительство не хотело рисковать национальным достоянием Испании.

Изабелла описывала и складывала в свободные папки оставшиеся рисунки, гравюры и офорты. Подняв голову от кураторского журнала, девушка, внезапно, вздохнула. Вчера Мишель ушел, Тони отправилась спать, а они со Стивеном долго оставались в гостиной. Изабелла, краснея, вертела ручку:

– Почти ничего не случилось. Но я и не знала, что может быть так хорошо. После свадьбы будет еще лучше…, – жених, ласково взял ее лицо в ладони:

– Я уверен, что мы вернемся в Мадрид, любовь моя, – тихо сказал Стивен:

– Франкистов разобьют, мы приедем в Испанию. Я знаю, ты будешь скучать по своей стране…, – прикусив губу, Изабелла коротко, сдавленно всхлипнула:

– Буду, милый. Но я не боюсь, ты со мной…, – от распущенных, темных волос пахло лавандой. Стивен зарылся в них лицом, поцеловал круглую косточку на шее, горячее ухо. Он что-то зашептал, Изабелла хихикнула:

– Я видела, что ей Мишель понравился. Но, мне кажется, что у товарища барона, есть девушка, в Париже. У него лицо такое…, – Стивен целовал ее глаза, немного влажные, белые щеки, тонкие ключицы.

Город затих, но по небу блуждали белые огни. Прожектора стояли на аэродроме Барахас. Республиканцы боялись ночных налетов. На фронте царило затишье, но франкисты могли воспользоваться передышкой, чтобы неожиданно атаковать город.

В призрачном свете ее глаза блестели. Изабелла чуть слышно, сдерживаясь, стонала:

– Иди, иди ко мне. Я тоже хочу…, – Стивен увидел белый свет на ее волосах:

– Словно она поседела. Господи, скорее бы война закончилась…, – даже когда он чувствовал ласковую, ловкую руку, когда и сам сжал зубы, чтобы не закричать, Стивен повторял себе: «Это только начало».

Он сказал это Изабелле, имея в виду совсем другое. Девушка лежала головой на его плече. Она вся была теплая, близкая, она еще не успела отдышаться:

– Только начало. Я буду ждать продолжения, мой Ворон. С большим нетерпением, – Изабелла, внезапно, приподнялась на локте: «А ты летал ночью?»

Стивен закинул руки за голову. Лазоревые глаза улыбнулись:

– Много раз. И с тобой полетаю. Это как будто бы…, – приподнявшись, он устроил ее у себя на груди, – как будто бы видишь Бога, Белла. Как сейчас…, – Стивен обнял девушку, она задремала. Изабелла спала, а он повторял: «Только начало, только начало…»

Он отнес Изабеллу в ее комнату и устроил под одеялом. Утром он летел с мистером Теодором, и русскими ребятами, на патрулирование города. Стивен вел машину по ночному Мадриду, вспоминая ее поцелуи, ее задыхающийся шепот:

– Я люблю тебя, Ворон, так люблю…, – он посмотрел в звездное небо. Лучи прожекторов встретились, все вокруг залил резкий, яркий свет. Стивен, невольно, перекрестился.

Изабелла взяла конверт, лежавший перед ней. Рисунок было не отправить на вокзал. Она хотела отдать его Мишелю, и попросить довезти до Валенсии в багаже.

Набросок Веласкеса, для картины: «Христос и христианская душа», хранился в библиотеке Института Ховельяноса, на севере Испании, в Хихоне. Старший куратор отдела графики связался с коллегами летом. Рисунок прислали в Мадрид. Это был один из шести сохранившихся набросков, руки мастера. Остальные пять были упакованы. Хихон находился в республиканском анклаве, прямой путь на столицу отрезали франкисты. Конверт добрался до Прадо сегодня утром, через Памплону, кружным путем, с надежными людьми.

Изабелла осторожно, вынула завернутый в папиросную бумагу эскиз, набросок фигуры ангела, стоявшего на картине справа. Полотно хранилось в Лондоне, в Национальной Галерее. Изабелла знала его только по репродукциям.

– В Лондоне сразу отправлюсь туда…, – она рассматривала четкие, резкие линии, – увижу эту картину, «Венеру с зеркалом». Стивен обещал мне показать галереи в Британском музее, основанные его семьей…, – свинцовый карандаш Веласкеса был уверенным, бумага лишь немного пожелтела. Изабелла любовалась искусно нарисованными складками мантии.

Сзади раздался кашель. Вежливый голос, на хорошем испанском языке, с легким акцентом, сказал:

– Прощу прощения, сеньора Фриас. Сторож меня направил сюда. Я корреспондент L’Humanite, в Мадриде. Товарищ Лоран. Филипп Лоран…, – Изабелла окинула взглядом высокого, изящного, светловолосого молодого человека, в сером костюме, с трехцветной повязкой республиканцев, на рукаве пиджака. Он смутился: «Я, наверное, не вовремя».