Вельяминовы – Время Бури. Книга первая

Мальчик признался, что во Францию его переправили из Барселоны, тайно. Своего имени он не назвал, даже на исповеди. Он только сказал, что совершил страшный, не прощаемый грех, и теперь, всю жизнь, обязан его искупать. Епископ Бернар был иезуитом, поэтому мальчик пришел в канцелярию ордена, в Риме. Его поселили в монастыре Тре Фонтане, у траппистов. Настоятель аббатства, сказал, что мальчик, почти не открывал рта. Он проводил время либо в молитве, либо в своем послушании, занимаясь мытьем полов, и уборкой в церкви.

Пик Каниго достигал почти трех километров в высоту. Представив пиренейскую зиму, Ледуховский, невольно, поежился. Генерал ордена, осторожно, спросил у мальчика, где он обретался в разрушенном монастыре, и что, собственно говоря, ел. Оказалось, что мальчик спал в каменной хижине, и пил воду из родника. Пастухи оставляли ему милостыню, сухие лепешки и немного сыра. Он ремонтировал стены монастыря и клал крышу. В начале весны епископ отправил его в Рим. Мальчик хотел принять обеты.

– Эудженио, – генерал откашлялся, – я понимаю, что ты занят. Все мы заняты. Его святейшество, прежде всего. Но мы христиане, Эудженио. Мы должны проявлять милость к страждущим людям. Ты читал докладную записку, – Ледуховский кивнул на папку, – перед нами образованный человек. Я уверен, у него есть диплом университета. Он знает четыре языка. Он француз, – Ледуховский задумался, – или бельгиец, судя по акценту. У него есть родители, Эудженио, семья. Он молод…, – кардинал поднял на государственного секретаря серые, пристальные глаза:

– Он мучается, Эудженио, но я не могу его постригать, не зная, кто он такой. Он не назвал своего имени.

Папа Пий, на большом портрете, едва заметно улыбался. Он носил простое пенсне, как и его государственный секретарь.

– Милосердие, – подумал Пачелли, – Вольдемар прав, зачем, иначе, мы здесь сидим? Юноша попал во Францию из Испании. Наверняка, на стороне коммунистов воевал. Франко фашист, но мы будем приветствовать его приход к власти…, – судя по всему, республиканцы в Испании проигрывали. Напомнив себе, сколько священников и монахов расстреляли коммунисты, Пачелли тихонько вздохнул:

– В Советском Союзе то же самое. Гитлер отправляет наших братьев в концентрационные лагеря. А еще евреи…, – Пачелли предполагал, что дуче, по примеру Гитлера, примет законы расовой чистоты для государственных органов. Он поджал тонкие губы:

– Италия останется без евреев, как Германия. Хотя скольким удалось оттуда уехать? Капля в море, – если дело дошло бы до худшего, они собирались предоставить евреям убежище в Ватикане:

– Здесь их никто не тронет, – удовлетворенно понял Пачелли, – и дуче не поднимет на них руки. Но подобного не случится. Неслыханно, в наши времена, устраивать гонения на людей из-за того, что они евреи. Безумие скоро закончится, я уверен…, – в голове Пачелли звучала победная мелодия «Хорста Весселя». На рассвете, до мессы, одеваясь в апартаментах, камерленг включил берлинское радио. Диктор, захлебываясь, говорил, что австрийцы бросали цветы под колеса машин восьмой дивизии вермахта.

– Только начало, – сказал себе Пачелли, – неизвестно, что нас ждет впереди. В Германии многие протестанты ушли в подполье. Слава Иисусу, на католическую церковь Гитлер пока не покушается. Не заставляет вешать в храмах нацистские флаги…, – вернувшись к рабочему столу, Пачелли нашел, в папке, донесение от архиепископа Берлина.

Каноник собора святой Ядвиги, отец Бернард Лихтенберг, известный выступлениями против нацизма, получил от архиепископа тайное задание, оказывать помощь берлинским евреям:

– Святой отец Лихтенберг, – читал Пачелли, – встречается с раввином Горовицем, и другими руководителями общины. Мы обеспечиваем их деньгами. Многие евреи города уезжают по визам, выданным южноамериканскими консульствами. Отец Лихтенберг готовит письма, подтверждающие подлинность виз…, – Пачелли подозревал, что визы были фальшивыми, от подписи до печати:

– Господь им в помощь. Если в Германии примут сатанинскую программу, по лишению жизни невинных людей, ни один священник молчать не станет. Надо подумать, чем торговать с нацистами, что отдать за спасение мучеников…, – Ледуховский курил дешевую папиросу, рассматривая узор шелковых обоев на стене.

– Деликатный человек. Иезуиты всегда славились скромностью…, – неизвестного мальчишку можно было отправить на все четыре стороны. У церкви сейчас имелись более важные заботы, чем попечение о душе полусумасшедшего бродяги. Пачелли взглянул на простое распятие:

– Кто из этих троих, думаешь, ты, был ближний жертве разбойников? Он сказал: оказавший ему милость. Тогда Иисус сказал ему: иди, и ты поступай так же…, – присев напротив генерала ордена, Пачелли устало спросил: «Чего ты хочешь, Вольдемар?». Иезуит поболтал ложечкой в чашке:

– Хочу, чтобы мальчик встретился с его святейшеством, Эудженио. Может быть, он тогда назовет свое имя, согласится, чтобы мы нашли его родителей. Он хороший человек, он страдает. Мы должны ему помочь, – твердо заключил Ледуховский.