– У них тоже дети появятся…, – вздохнул Питер, – хватит, хватит. Понятно, что Тони тебя никогда не любила. Она уехала к отцу ребенка, кем бы он ни был. Наверное, троцкист. Они скрылись, после убийства Троцкого. Уильяму три года, летом…, – Питер помнил, как играл с мальчиком. Ребенок засыпал у него на коленях, шепча:
– Папа…, мой папа…, – велев себе не думать о мальчике, он быстро прожевал булочку.
Радио бубнило о результатах футбольных матчей. Питер развеселился:
– Сохраняем спокойствие, работаем дальше. Даже в футбол играем…, – Черчилль, в очередной раз, не отпустил его в армию. Питер и не рассчитывал, что ему, когда-нибудь, разрешат надеть форму и отправиться в Северную Африку:
– Езжайте на север, мистер Кроу, – сварливо заметил сэр Уинстон, – занимайтесь своим делом. Если пенициллин действительно такое чудодейственное лекарство, нам нужен фармацевтический завод…, – Флори, в Оксфорде, сказал Питеру, что профессор Кардозо должен в этом году получить Нобелевскую премию:
– Конечно, – озабоченно добавил ученый, – если ее вообще присудят. Но немцы выпустят его из Голландии, обязательно. Он гений, он принадлежит всему миру…, – Питер допил чай:
– Значит, он семью увезет в Швецию. И Эстер сможет туда поехать, и дети…, – Питер, всегда, беспокоился, именно за детей.
Поднявшись по лестнице наверх, он толкнул тяжелую дверь. Питер даже зажмурился, таким ярким было мартовское солнце. Постояв немного на гранитных ступенях, он решил не надевать пальто:
– День сегодня хороший. Мама на верфи выступает, где мистер Людвиг и Пауль работают. Надо Паулю и девчонкам что-нибудь купить. Игрушки, или книжку…, – книг, из-за ограничений на расходование бумаги, издавали меньше:
– Пусть порадуются…,– он решил пешком пройтись до Чаринг-Кросс и поискать что-нибудь в лавках букинистов:
– И цветы, – напомнил он себе, – для мамы и Густи. Мы обедаем вместе, я их приглашаю. Цветы я в Ист-Энде выберу…, – решил Питер, – они у метро продаются. Гиацинты, сейчас их много…, – он был без шляпы, каштановые волосы золотились на солнце.
– Дожить бы до того времени, когда я своим детям книги начну покупать…, – Питер пошел к Трафальгарской площади, – мама о внуках мечтает. Ей шестой десяток пошел…, – он проводил глазами какую-то хорошенькую девушку, в форме медицинской сестры. Питер твердо сказал себе: «Доживу».
Кованые, черные буквы R.& H. Green and Silley Weir Ltd блестели над аркой, у входа на верфь. Легкий ветер играл холщовой занавеской маленького кафе. Над стойкой, в репродукторе, низкий, томный голос пел:
– A boy found a dream upon a distant shore
A maid with a way of whispering «si senor»….
– Мисс Ирена Фогель и оркестр Джимми Дорси…, – сказал голос диктора, когда музыка закончилась:
– Песня продолжает занимать первое место в хит-параде журнала Billboard. Прослушайте прогноз погоды, на завтра…, – погоду обещали солнечную, теплую. В деревянном ящике, на подоконнике кафе, цвели гиацинты. Густи пила чай, рассматривая лимузин тети Юджинии, припаркованный на узкой улице, рядом с воротами верфи. Она хотела завтра посидеть со Стивеном в парке, на Ганновер-сквер:
– Дети играют, на осликах катаются. Карусель стоит, несмотря на войну…, – неподалеку были и большие парки, но Густи немного побаивалась отходить от Мэйфера. Она, исподтишка, положила руку на высокий живот, под просторным платьем, тонкой шерсти. Ребенок с утра затих. Густи поняла: «Скоро».
Она знала эту песню. Густи с мужем, по вечерам, включали радио. Они танцевали, в маленькой гостиной коттеджа. Они и в Берне, после венчания, зашли в кафе, по дороге в скромный пансион, где британское посольство сняло им комнату.
Густи помнила их первое танго, свой тихий шепот:
– Я четыре года не слышала джаз. Только в Геттингене, студенткой, а потом ненормальный его запретил…, – с Генрихом Густи познакомилась на вечеринке, в университете.
Улица перед верфью опустела, у рабочих шел обеденный перерыв. Тетя Юджиния выступала в столовой, чтобы не отрывать людей от производства. Густи собиралась послушать леди Кроу, но женщина заметила:
– Милая, пять сотен человек придут, с верфи, и соседних предприятий. Мы двери во двор откроем, чтобы все поместились. Духота, тесно…, – она посмотрела на живот Густи, – лучше меня в кафе подожди. Заберем Питера, и поедем обедать…, – Густи взглянула на часики. Мистер Кроу должен был подойти к верфи, от станции метро Олдгейт-Ист. Подумав о Питере, девушка вспомнила Генриха:
– Они ровесники, Питеру тоже двадцать шесть. Его светлость в том же году родился. И все не женаты…, – Густи вздохнула:
– Хотя какая женитьба, Питер и Джон сутками работают. Тетя Юджиния говорила, что Питер должен был обвенчаться, с сестрой Джона, однако она пропала…, – Густи видела семейные альбомы и прочла книгу леди Холланд.
Она помнила высокую, очень красивую девушку, на фото. Антония держала на руках белокурого, маленького мальчика: