Вельяминовы – Время Бури. Книга первая

– Ее, может быть, вовсе не Анной звали…, – зло сказал себе мужчина, – забудь о ней. А что я бабушку Марту увидел, в молодости, это не в первый раз. Она мне снилась, осенью, когда мы здесь обосновались. И это вообще не бабушка Марта…, – он, неожиданно, улыбнулся, – а Бретонская Волчица, ее прабабушка. Она с генералом де Шареттом воевала, в Вандее. Понятно, почему она тебе является, с крестиком. Крестик все хранили, а ты его, Федор Петрович…, – он прибавил крепкое словечко, по-русски. Бронзовые волосы пропали в тумане, звук легких шагов исчез. Он нащупал пальцами кольцо, на цепочке:

– После победы…, – сказал себе Федор, – после победы, я, непременно, встречу кого-нибудь. Я никого так не полюблю, как их…, Анну, Аннет…, Но дедушка Федор Петрович тоже поздно женился. Хотя он бабушку Тео ждал…, – задремав, Федор не услышал мягких шагов, у землянки.

У менгиров мигал зеленый огонек рации. Мишель видел, в свете звезд, очертания антенны, стройную спину кузины. Лаура склонилась над передатчиком, держа на коленях тетрадь. Правая рука ловко стучала ключом. В кармане куртки Мишеля лежало простое, серебряное кольцо. Он не хотел долго бродить по Ренну. Город кишел немцами, а документов у него не было:

Мишель зашел в первую попавшуюся, дешевую лавку, на рынке:

– После победы я ей подарю самое лучшее кольцо. Если она согласится, конечно…, – в долине Мерлина, в городе, нагоняя отряд, он думал о Лауре. Он понял, кто ему снился, с ребенком на руках:

– Она, конечно…, – увидев, что кузина сворачивает антенну, Мишель, решительно, поднялся – какой я дурак. Она мне еще пять лет назад нравилась. Но мы тогда моложе были…, – даже в ночь подрыва моста, он видел немного раскосые, темные глаза, слышал легкое дыхание. Он вспоминал ночь, в Дрездене, свой голос, на балконе квартиры Густи:

– Не надо бояться, Стивен. Иди к ней, она тебя ждет…, – Мишель сжал в руке кольцо:

– Густи, больше нет. И меня могут завтра убить. Или ее, Лауру…, – о подобном он думать не хотел:

– Но у Стивена теперь девочка появилась, тоже Августа. Смерть везде, но нельзя ее бояться. Надо жить…, – ночь пахла весенними, нежными цветами. Переливался Млечный Путь, в кронах деревьев хлопали крыльями птицы. Незаметно перекрестившись, Мишель пошел ей навстречу. Кузина, с передатчиком, спускалась от менгиров, по тропинке, к лагерю.

– Я ей все расскажу, – решил Мишель, – то есть, конечно, не стану говорить о Момо. Такое недостойно мужчины. Но она должна знать, что я всегда, всегда буду ее любить, должна…, – Мишель смотрел на звезды. Он оступился, наткнувшись на кузину.

– Извини…, – она держала рацию. Мишель, сверху вниз, посмотрел на узел темных волос, на простой крестик, на смуглой шее:

– Я никогда подобного не говорил, – понял Мишель, – я не знаю, как…, – он знал. Взяв маленькие, изящные руки, он просто сказал, что любит ее:

– Я был дурак, – Мишель улыбался, – я пять лет вспоминал тебя, Лаура, но думал, что поздно, что мы никогда с тобой не увидимся. Только, как родственники, – торопливо прибавил он, – я не знал, нравлюсь тебе, или нет. Но, если я, хоть немного тебе по душе…, – он увидел влагу на ее нежной щеке. Девушка, осторожно, вынула руки из его ладоней:

Лаура заставила себя не прижиматься к нему, не класть голову на плечо:

– Мишель…, – она сцепила пальцы, – не надо, не надо. Ты делаешь ошибку. Я совсем не такая, как ты думаешь…, Не надо…, – помотав головой, она быстро пошла к своей землянке. Мишель услышал треск двери, до него донеслись сдавленные рыдания. Он не двигался с места, держа кольцо:

– Чушь, – зло сказал себе мужчина, – чушь и ерунда. Я люблю ее, и если она любит меня…, – рванув на себя деревянную дверь, он покорежил ручку. В землянке было темно, она съежилась на узкой лавке, укрывшись одеялом, с головой. Он сделал шаг к стене, слыша ее тихий плач. Мишель, нарочито спокойно, сказал:

– Я здесь, Лаура, и уйду, только если ты захочешь. Так будет всегда, пока мы живы. Ты мне сейчас все расскажешь, тоже, если захочешь…, – девушка села, раскачиваясь, натянув на плечи одеяло. Устроившись рядом, Мишель осторожно, нежно, обнял ее:

– Держи…, – Мишель щелкнул зажигалкой, – я здесь, Лаура, я с тобой…, – она затянулась горьким дымом: «Это долгая история, Мишель».

Наклонив белокурую голову, он поцеловал жесткие кончики пальцев:

– Я теперь никуда не тороплюсь, и больше не буду…, – робко погладив его по щеке, девушка начала говорить.

Холодную кладовую отряд устроил на склоне холма, рядом с устьем ручейка. Землянку обшили тесом, и проконопатили мхом. Драматург пропустил Лауру в низкую дверь:

– Здесь раздолье для моих, так сказать, профессиональных способностей. В остальное время мы больше разрушаем, чем строим…, – Лаура видела подробный план лагеря, начерченный в блокноте кузена, изящные, тонкие рисунки:

– Фортификацию я тоже знаю, – объяснил Федор, – я немного линией Мажино занимался. Не то, чтобы она армии понадобилась, – сочно добавил кузен, сплюнув на землю.

Мишель тоже рисовал: