Вельяминовы – Время Бури. Книга первая

– Рихтер, Янсон, Горская, Горовиц, Воронцова-Вельяминова…, -она не стала говорить Генриху о своем отце:

– Потом, – решила Марта, – когда я пойму, что вообще происходит…, – она старалась не думать, что сегодня утром видела мать в последний раз в жизни.

– Я ее найду, – девушка сжала зубы, – если ради этого придется остаться здесь, я так и сделаю. Начнется война, СССР введет войска, безумие прекратится…,– Марта рассудила, что ей будет легче искать мать, не покидая Европы. Пока ей было только понятно, что Генрих работает на британскую разведку, что они едут на виллу фон Рабе, в Шарлоттенбург, и что бормашина Эмма и граф Теодор тоже помогают в борьбе против Гитлера. Генрих извинился, что передает ее с рук на руки семье:

– У меня деловая встреча, в городе, но мы увидимся вечером. У вас будет гостевая спальня, ванная. Завтра мой отец отвезет вас в магазины. Вам надо купить вещи, одежду…, – у нее не было даже зубной щетки.

– У меня есть деньги, – сообщила девушка, – и я настаиваю…, – она покраснела:

– Простите. Я очень благодарна, герр Генрих, за вашу заботу. Я не знаю имен советских резидентов, здесь…, – торопливо прибавила Марта: «Мама ничего мне не передавала. Она всегда была осторожна…»

– И хорошо, что так…, – Генрих соскочил с подоконника, – но я бы, все равно, не позволил себе спрашивать у вас о подобном, фрейлейн Марта…, – ей хотелось услышать, как Генрих называет ее просто Мартой:

– Ты для него девчонка, – сказала себе девушка, – ровесница его сестры. Ты только школу закончила, а он докторат защитил. Но какой он смелый…, – Марта, исподтишка, смотрела на красивый, четкий профиль.

Открывая для нее дверь, Генрих заметил:

– Я должен перед вами извиниться. Я зимой сказал Эмме, что у вас в мозгу одна извилина, в форме свастики…, – зеленые глаза заблестели:

– Я думала, что вы убийца, – призналась девушка, – а Эмму, про себя, называла бормашиной…, – пудель терся о ноги Марты.

– А она вас пилой…, – Генрих запер комнату:

– Я позвоню домой, на виллу, предупрежу…, – Марта остановилась в коридоре:

– Герр Генрих, а ваши старшие братья, Отто, Максимилиан…, Они тоже борются против Гитлера? – он вдыхал сладкий, тревожный запах жасмина. Девушка стояла совсем рядом. Генрих был не намного выше. На ее виске переливались, мерцали бронзовые волосы:

– Наоборот, – почти сухо сказал фон Рабе, – поэтому, для вашей безопасности, вам надо уехать из Берлина, раньше, чем здесь окажется кто-то из них. Особенно Максимилиан.

От ювелира Генрих позвонил домой. Он знал, что отец, получив сигнал тревоги, волнуется. Фон Рабе откашлялся:

– Папа, у нас гостья. Наша знакомая, из Швейцарии…, – телефоны были надежными, Генрих мог свободно говорить. Он услышал спокойный голос отца:

– Я знаю, о ком ты. Эмму я предупрежу, она подготовит гостевую спальню. Генрих…, – отец помолчал, – она одна?

– Одна…, – услышав гудок в трубке, Генрих повернулся к Марте: «Нас ждут, на вилле».

Шофер высадил их у кованых ворот, с эмблемой террикона, с девизом «Для блага Германии». Генрих велел:

– Отвезете меня в Митте…, – Эмма и отец шли по усыпанной мраморной крошкой дорожке к воротам. Аттилла весело лаял, прыгая по зеленой лужайке. Марта, зажав под мышкой сумочку, засунула руки в карманы жакета. Генрих опустил саквояж:

– Устраивайтесь, пожалуйста. Ни о чем не волнуйтесь, на вилле нет…, – он повел рукой:

– Мы придумаем, как вас отправить в безопасное место, обещаю…, – он быстро пошел к такси. Марта смотрела на прямую спину, в эсэсовском мундире. Вечернее солнце играло рыжими бликами, в каштановых волосах.

Хлопнула дверца машины. Генриху, отчаянно, хотелось не отводить от нее глаз. Подняв перегородку, отделяющую пассажира, он щелкнул зажигалкой. Хрупкая фигурка, в темном костюме, удалялась. Тонкие пальцы девушки сжимали сумочку.

– Я не хочу, чтобы она уезжала…, – Генрих затянулся сигаретой, – не хочу…., – он велел себе думать о встрече с графом фон Штауффенбергом.

Генрих вернулся домой поздно вечером. Они выпили по кружке пива, с картофельным салатом и сосисками, и погуляли по Музейному Острову. Генрих был осторожен, но вскоре понял, что граф тоже задумывается о противостоянии Гитлеру. Они расстались, договорившись поддерживать связь, учитывая новую должность Штауффенберга, в Генеральном Штабе. Открывая парадную дверь виллы, Генрих ощутил, что проголодался.

– Не пообедал, как следует…, -он расстегнул воротник мундира. Тусклый свет огромной люстры бросал отблески на парадный портрет отца, на картину, с изображением фюрера. Внизу было тихо. Генрих вздохнул:

– Она устала, у нее был трудный день…

На комоде, орехового дерева, лежала записка от отца:

– Девочки отправились спать, я тоже. Завтра мы с Мартой поедем на Кудам, по магазинам. Мы тебе оставили салат и холодную говядину. Поешь, милый…, – Генрих насторожился. Из библиотеки слышались звуки рояля. Он узнал ноктюрн. Дверь была чуть приотворена.

Она не спала.