Вельяминовы. Время бури. Книга третья

Петр захлопнул журнал:

– Он знает Кукушку. Я видел, видел в его глазах. И Кукушка его заметила. Она просто… – Петр поискал слово, – опытный работник. Она выполняла задание. Может быть, Биньямин случайно оказался в ресторане… – Петр хмыкнул:

– Нет, не случайно. Он такой же марксист, как я нацист. Он великий философ, однако… – Воронов скосил глаза на журнал, – это антисоветское эссе. Он прямо не пишет, но видно, что он отождествляет социализм с нацизмом. За подобное расстреливают. А если Кукушка продалась немцам? Они используют евреев для работы, фон Рабе рассказывал… – с фон Рабе Петр встретился осенью прошлого года, в конце ноября, перед тем, как отплыть из Риги в Мексику, через Амстердам.

Свидание было тайным, на границе между новыми советскими территориями и генерал-губернаторством, бывшей Польшей. Петр приехал туда из Минска, где увиделся с братом. Осенняя кампания оказалась бескровной, поляки не сопротивлялись. В газетах печатали победные реляции о восстановлении советской власти в Западной Украине и Белоруссии.

Степан, в звании полковника, заведовал истребительной авиацией Западного Военного Округа. Брат опять быыл на хорошем счету. Товарищ Сталин любил, когда люди раскаивались, и геройски заглаживали вину. Несмотря на должность, Степан жил в скромной комнатке, в доме, где размещались другие летчики. Петр пробыл в гостях ровно два дня. Его не интересовали застолья со щами, сваренными братом, песни хором под гитару, и бесконечные воспоминания о воздушных боях. Он объяснил, что в Минске проездом, и отправляется в командировку. Степан обнял его:

– Будь осторожней, милый. Судя по всему, меня на север пошлют… – он вздохнул:

– Надо принести свободу Финляндии… – Петр увидел у брата вырезку из «Комсомольской правды», со статьей о курсантке Читинского авиационного училища, Лизе Князевой:

– Она на Халхин-Голе техником служила, на аэродроме нашем, – смутился Степан, – очень славная девушка… – Петр заметил, что брат покраснел:

– Влюбился, что ли? Он и в постели собирается об истребителях рассказывать… – Петр в Князевой ничего привлекательного не нашел. Ему не нравились коротко стриженые, мужеподобные летчицы, пусть они были хоть трижды героинями.

– То ли дело Тонечка… – отдав журнал со статьей Биньямина, он спустился в гардероб:

– Я с фон Рабе летом встречаюсь, в Польше. В прошлый раз, в ноябре, он чем-то был недоволен. Надо у него поинтересоваться, осторожно, о еврее. Может быть, Биньямин просто знает Кукушку, по Швейцарии. Но не мешает проверить… – Наум Исаакович велел еще раз спросить у немца о Вороне, но здесь, чувствовал Петр, все было безнадежно. Фон Рабе не стал делиться бы с ним драгоценными сведениями.

Летом планировалось присоединение к Советскому Союзу Прибалтики. Петр ехал в Каунас, помочь коллегам разобраться с антисоветскими элементами:

– Пленных поляков хватает, – Воронов взял пальто и шляпу, – прошлой осенью мы проводили расстрелы, и немцы тоже, но мало. Незачем церемониться, держать их в тюрьмах. Поставим пулеметы, закончим все быстро, как в Мадриде… – он вышел на тихую, вечернюю улицу. В зеленоватом, светлом небе Петр увидел далекие точки патрульных самолетов.

– Фон Рабе, осенью, говорил, что после Польши они примутся за остальную Европу… – Петр шел к центру, в сиянии реклам, в гудках двухэтажных, красных автобусов и черных такси:

– Они считают, что война с финнами нас подкосила, что мы не вмешаемся. Мы и не собираемся, СССР подобного не надо. Пусть Гитлер ставит на колени капиталистические страны. На Советский Союз он не нападет, никогда… – на финской войне брат заработал орден Ленина. Степан вполне мог стать генералом, и начальником авиации округа:

– В двадцать восемь лет… – остановившись у кондитерской, он полюбовался пирожными, на витрине, – а я майор госбезопасности, тоже в двадцать восемь. Тонечка и сынишка ни в чем не узнают нужды… – Петр напомнил себе, что надо купить подарки:

– Тонечка сможет работать на Лубянке, преподавать языки… – он выпил чашку кофе, с мильфеем, просматривая свежую Evening Standard.

Петр колебался между «Ребеккой», с Лоуренсом Оливье, в кинотеатре Capitol, и «Барабанами долины Мохок», с Генри Фонда, в кинотеатре Victory.

Он посмотрел на часы:

– Я на оба сеанса успеваю. Хичкок отличный режиссер, книга мне понравилась. В Мехико я на фильм не попал, времени не было… – актриса, Джоан Фонтейн, чем-то напоминала Тонечку.

– Хичкок, – решил Петр. Расплатившись, он отправился на ярко освещенную Лестер-сквер, где продавали мороженое, и американскую воздушную кукурузу, пахло жареной рыбой с картошкой, извивались длинные очереди, в кассы кинотеатров.

В пятницу вечером Тони отпустила няню. Она улыбнулась:

– Отдохните, с внуками повозитесь. Мы неделю в Саутенде проведем… – она сказала женщине, что ее услуги понадобятся и после свадьбы. Няня кивнула:

– Наверняка, у малыша братья и сестры появятся, леди Холланд. Только бы война закончилась… – она поцеловала Уильяма в щечку:

– Будь хорошим мальчиком, в Саутенде, слушайся маму и папу…