Вельяминовы. За горизонт. Книга 1 (СИ)

– Ребят могут расстрелять, прямо в здании, – крикнул кто-то, – надо штурмовать подъезд, строить баррикады… – Шмуэль велел девушке: «Переведи». Он выключил микрофон:

– Посмотрите вокруг, – спокойно сказал он, – баррикады полезны только в еврейском квартале, там узкие улицы. Будапешт похож на Париж, после перепланировки барона Османа. Бульвары и проспекты не приспособлены для баррикад… – кто-то отозвался:

– Падре прав… – узнав, что Шмуэль собирается в священники, ребята дали ему кличку, – коммунары, в прошлом веке, строили баррикады только в рабочих кварталах… – парень оглядел штаб:

– Надо делить толпу на регулярные части, выносить винтовки, начинать штурм… – в открытую дверь донесся истошный крик:

– Выстрелы в здании. Красные убили безоружных людей… – в декларацию студентов, с которой делегация пошла на радио, включили пункты о вступлении Венгрии в ООН и установлении в стране системы демократического социализма:

– Разрешение частного предпринимательства, гражданские свободы для населения, – вздохнул Шмуэль, – ничего радикального… – Беата дернула его за рукав грязной куртки:

– Включай микрофон. Передавай на площадь Парламента, что мы идем на штурм, говори западу правду… – Шмуэль не успел повернуть рычажок. Затрещали автоматные выстрелы, толпа заорала:

– Смерть красным мерзавцам… – Беата вскочила:

– Они стреляют с верхних этажей здания…

Зазвенело стекло, из разбитого окна радиостанции вывалилось что-то темное. Шмуэль похолодел:

– Труп. Они, действительно, подняли руку на безоружных людей… – из двери кафе, по цепочке, передавали винтовки. Ребята с ломами орудовали на мостовой, снимая трамвайные рельсы:

– На штурм… – скандировала толпа, – смерть красным, смерть русским… – в ночном небе плыло что-то белое. С улицы закричали:

– Они распылили газ… – вспыхнула факелом машина, Беата шепнула Шмуэлю:

– Оставайся здесь, веди трансляцию… – Шмуэль и сам не понял, как все случилось. Он успел услышать низкий вой:

– Танковый снаряд. Русские опомнились, ввели войска в город… – помещение кафе словно взорвалось изнутри. Выпустив микрофон, прикрывая телом Беату, он провалился в черноту подвала, в пролом среди разлетевшихся вдребезги половиц.

Циона потеряла счет времени.

В огромное окно светили огоньки Пешта, на той стороне реки. Они выключили свет в спальне. Горела одна лампа, с зеленым абажуром, рядом с низкой кроватью. Постельное белье, египетского хлопка, сбилось. Пахло тревожной лавандой, теплыми пряностями, тяжелым ароматом мускуса.

На ковре валялись пустые бутылки «Вдовы Клико» и дорогого токайского вина. От сырной тарелки ничего не осталось, на столе стояло пустое блюдо, из-под фруктов. На губах Ционы поселилась кислинка винограда, терпкая горечь ранних африканских апельсинов.

Стараясь не разбудить Макса, она подняла руку. Лазоревый алмаз, размером с кофейное зерно, сверкал в полутьме. Кольцо словно делали для Ционы, драгоценность легко скользнула на длинный палец. Перегнувшись, она нашла его военные часы:

– Я помню хронометр, с сорок четвертого года. Тогда надпись еще не была закрыта. Массимо, другу и соратнику по борьбе… – Panerai показывал почти одиннадцать часов вечера:

– Я пришла сюда в два часа дня, – Циона блаженно улыбалась, – мы не обедали, не ужинали. Мы забыли обо всем… – опустив часы в ворох разбросанной одежды, она почувствовала сладкую усталость:

– Господи, спасибо тебе… – прильнув к сильному плечу, она целовала старые, знакомые ей с сорок четвертого года, шрамы. У него появились и новые. Он отмахнулся:

– Разное случалось. Но я выжил, нашел тебя, теперь мы навсегда останемся вместе… – Циона сразу узнала его. Лицо изменилось, но она видела в нем прежнего Макса, с которым она познакомилась двенадцать лет назад, в будапештском кафе:

– Я сходил туда, – признался он, целуя ее пышные, распущенные волосы, – выпил кофе. Рояль старый, за ним сидит бездарная девица. Я не слушал ее, я думал о тебе. Я представлял, что на ты поднимаешься на подиум, любовь моя… – Макс рассказал о швейцарской вилле, в уединенной деревеньке, на берегу горного озера:

– Дом тебя ждет, – он целовал ее руки, – или, если хочешь, мы переедем к океану. Выстроим имение, в Аргентине или Чили. Я жил в тех местах, после войны. Я отлично знаю испанский язык, а ты его выучишь… – он упомянул, что воспитывает сына покойной сестры:

– Адольф круглый сирота, – он помолчал, – Эмма скончалась, в Аргентине. Впрочем, ты, наверное, знаешь всю историю, только с другой стороны… – нынешнего мужа Ционы они не обсуждали. Девушка не хотела думать о Джоне. Услышав Макса, она кивнула:

– Твой второй племянник живет в Лондоне. Эмма похоронена в Банбери, на их… – Циона прервалась, – родовом кладбище. Но мне тяжело… – Циона подышала, – говорить о нем… – Макс привлек ее к себе:

– Не надо, любовь моя. Я понимаю, что тебя принудили, заставили. И во время войны… – он коснулся старого шрама, пересекающего спину, – и потом, когда он тебя встретил, в Израиле… – Циона вздохнула: