– Майер тоже кого-то пригласил, а сын капеллана у нас соблюдающий человек, он подпирает стенку… – Филби взглянул на часы, – сегодня не выходной. По субботам здесь танцуют до шести утра, а сейчас все закончится в два… – он не боялся, что Моцарт навестит танцевальный пол:
– Юнец занят более интересным делом, с его точки зрения. Вовремя я его отвлек, ничего не скажешь… – Филби решил не интересоваться неизвестным пассажиром у Моцарта:
– Он ничего не знает, это только вызовет его подозрения… – из соседней кабинки, сквозь томное пение саксофонов, донесся звонок. Поправив галстук, Филби отдернул бархатную портьеру. Длинные пальцы Моцарта слегка заколебались, он взглянул в карты. Филби понял:
– Ему везет, я по глазам его вижу. Очень хорошо, до двух он не встанет из-за стола, а к той поре все разойдутся… – Моцарт постучал сигаретой о портсигар:
– Моя ставка, пятьдесят гиней, господа… – игроки зашевелились, – мистер Аллен, – он только сейчас заметил Филби, – мы звонили, насчет коньяка. Пусть найдут пару хороших бутылок, принесут еще кофе… – шуршали карты, внизу переливалась музыка. Филби кивнул:
– Разумеется, мой друг. Я обо всем позабочусь.
Они оба отказались от десерта, запеченных, сладких груш, с лавандовым медом.
Скупо отпечатанная карточка, на простой, но дорогой бумаге, сообщала:
– Груши сорта Конферанс, собраны в Оксфордшире, мед из аббатства святого Августина, в Рамсгейте… – куропатки с тушеной капустой и можжевельником, согласно той же карточке, происходили из Шотландии. Устрицы ранним утром приехали с восточного побережья, прямо к задней двери «Закусочной Скиннера».
Мистер Бромли помешал кофе, с девонскими сливками:
– Мистер Берри делает исключение для чая, кофе и вин… – адвокат усмехнулся, – в Британии невозможно произвести выбранное нами бордо… – они разделили бутылку первого, послевоенного урожая. Рубиновое вино пахло сухой землей, солнцем и пряностями. Бромли заметил:
– Тринадцать лет, отличный срок. Берри разбирается в винтажах. Тринадцать лет назад мои внучки еще не родились, был жив мой сын… – Волк тоже вспоминал осень сорок пятого:
– Я тогда оправлялся на нарах, в Бутырке, встретил в камере Федора Петровича. Марта выбралась из Москвы, с Виллемом. Она носила Максима, о чем я не знал, но надеялся, что это именно так… – он почувствовал холод снежинок, на разгоряченных щеках:
– Мы выручили Авраама и покойного Степана, но Рауля нам не удалось вырвать у псов… – за обедом они с Бромли, словно намеренно, вообще не заговаривали о делах:
– То есть о том деле, с которым я пришел, – поправил себя Волк, – мы обсуждали мой процесс… – две недели назад адвокатская контора Волкова выиграла иск, поданный жителями Ноттинг Хилла против хозяев пабов и ресторанов, вывешивающих таблички о запрете посещения заведений, как выражались расисты, черными. В начале осени в районе вспыхнули беспорядки. Столкновения полиции и сторонников крайне правых, нацистских партий продолжались несколько дней. В разговоре с Волком, Бромли заметил:
– Будь моя воля, я бы выписал юнцам не по два-три года за решеткой, а гораздо больше. Подумать только, мы всю войну продержали в тюрьме Мосли, но змея выжила, подняла голову и опять плюется ядом… – юнионисты Мосли и члены «Лиги защиты белых», расхаживали по карибским кварталам Ноттинг-Хилла в черных рубашках и повязках со свастикой:
– Но Марта права, – напомнил себе Волк, – Мосли не дурак, он не забыл покойного Питера. Второй раз он так не обманется, да и некого к нему посылать. Но я больше, чем уверен, что его деятельность координируется с континента. Марта считает, что Максимилиан выжил… – Мосли и вообще крайне правые партии не были заботой жены, занимавшейся аналитикой по СССР и Восточной Европе, но Марта, по ее выражению, перемолвилась словечком с коллегами из МИ-5, контрразведки:
– Буде гости с континента навестят наших доморощенных, – она поморщилась, – фашистов, нам сразу все станет известно, – успокоила она Волка, – у контрразведки есть агенты среди этой швали. Но Максимилиан здесь вряд ли появится, он осторожен… – Волк побаивался, что старший пасынок, зная о работе Питера среди нацистов, захочет пойти таким же путем:
– Теодор-Генрих спокойный парень, – напомнил он себе, – и он еще не закончил школу. Пусть сдает экзамены и едет в Кембридж, заниматься экономикой, а не изображает недалекого хулигана, вроде тех, что швыряли камни, в Ноттинг-Хилле. Тем более, не стоит ему отправляться на континент, искать нацистов. Максимилиан, если он выжил, сразу его узнает… – Теодор-Генрих, как две капли воды, походил на покойного отца.
Бромли поздравил Волка с выигрышем:
– Хотя, наверное, гонорар, – добавил адвокат, – был невелик… – Волк поднял бровь:
– Дети и сейчас вспоминают ямайскую вечеринку, с оркестром и танцами… – истцы пригласили всю семью в кафе, в Ноттинг-Хилле, – а что касается денег… – Максим сбил пылинку с лацкана пиджака, – в Линкольнс-Инн я славюсь бережливостью…
Это было правдой. Волк не выезжал из старого кабинета, с небольшой приемной, где сидел секретарь, отличный парнишка, пользовавшийся костылем: