Величайшая загадка в мире (1999)

Во время поездки Холмс не удостаивал нас вниманием — погрузился в размышления, словно сидел в вагоне один. Я с удовольствием беседовал с мисс Кастон, которая, вопреки обстоятельствам, казалась спокойной и не подавленной. Разговор получился интересным, даже забавным, ее высказывания о классической музыке вполне могли заинтересовать Холмса, прислушайся мой друг к ним. Не раз и не два Элеонор тщетно пыталась прервать его молчание, тем не менее чувствовалось, что само присутствие Холмса придает ей уверенности. Мне она очень понравилась.

На станции Чизлхерст нас ждал экипаж. До Крауби добирались долго: здесь снег лежал давно, и покрывший его наст сделал дороги опасными. Как отличался кентский вечер от лондонского! Под светом холодных белых звезд все вокруг казалось ослепительно сверкающим.

Наконец мы въехали в открытые ворота, украшенные древним гербом. От них к дому бежала короткая дорожка, обсаженная лаймами. Я догадался, что со временем поместье потеряло значительную часть земель, хотя сохранило и пышные сады, и небольшое пастбище. Дом окружали вековые дубы в белом убранстве. Само здание тоже почти утратило свой первоначальный облик из-за реконструкции и гирлянд плюща. В высоких окнах горел свет.

Немногочисленные слуги мисс Кастон постарались на славу: зажгли лампы, растопили камин и проводили нас с Холмсом в смежные комнаты, оказавшиеся весьма уютными. Современные обои и газовое освещение в коридорах не избавляли от ощущения старины — щербатые полы и низкие потолки напоминали о пятнадцатом веке.

Чуть позже мы спустились в столовую. Очевидно, именно ее считали сердцем дома. Широкий, с высокими потолками обеденный зал украшали резные дубовые колонны, красно-коричневые стены и тяжелые плюшевые портьеры. Повсюду висели вещи, напоминавшие о других веках, — саксонские топоры и мечи, потускневшие картины в золоченых рамах. В большом камине полыхал огонь.

— Ватсон, хватит любоваться огнем, пойдемте на террасу!

Без особой охоты я двинулся за Холмсом, который распахнул дверь и вышел навстречу зимней ночи.

Мы стояли позади дома. Припорошенные снегом сады тянулись до полей и пастбища с темными островками деревьев.

— Не там, Ватсон. Вниз посмотрите. Видите?

За ступеньками террасы — теми самыми, на которых смерть настигла французскую мадам Кастон, — лежал толстый слой почти нетронутого снега. Свет из окна падал на четыре четкие буквы: Э, Н, Р, У.

Холмс тем временем сошел по ступенькам, опустился на колени и стал внимательно изучать.

— Снег покрылся настом, вот буквы и схватились, — проговорил я, но вдруг увидел другие отметины. — Холмс, тут следы!

— Обувь женская. Это следы мисс Кастон, — отозвался Холмс. — Думаю, она занималась тем же, чем я сейчас.

— Конечно. Какая отважная!

— Да, Ватсон, она женщина решительная и, по-моему, очень проницательная.

Кроме цепочки женских следов, ничего не было видно.

— Эти буквы как с неба свалились.

Холмс поднялся:

— Отвага — это хорошо, но мисс Кастон зря сюда выходила. Возможно, она ненароком стерла улики. — Его взгляд скользнул к садовым деревьям и кустарникам, затем дальше, к границам поместья. — Ватсон, перестаньте дрожать, мне это мешает. Идите в дом!

Уязвленный, я вернулся в столовую, где застал мисс Кастон в бордовом платье.

— Сейчас подадут ужин, — объявила она. — Подождем мистера Холмса или оставим ему горячее?

— Мисс Кастон, пожалуйста, простите моего друга. У него дела всегда на первом месте. Он человек рассудочный.

— Знаю, доктор. Ваши прекрасные истории очень точно его описывают. Мистер Холмс — воплощение логики и рациональности. Но при этом, — мисс Кастон улыбнулась, — он крайне опасен. Не человек, а леопард с интеллектом бога.

Потрясающе! В яркой образной фразе я действительно разглядел Холмса. И таким, как описывал, и таким, как видел — уникумом.

Тут в столовую вошел Холмс, и мисс Кастон, украдкой на него взглянув, отстранилась.

Ужин оказался прекрасным. Блюда подавали две проворные служанки и куда менее проворный лакей Вайн, мрачный парень лет восемнадцати. Мисс Кастон пояснила, что уволила всех слуг, кроме этой троицы, садовника и кухарки.

Чувствовалось, что Холмс приглядывается к слугам. Когда те удалились, он выразил желание по очереди их опросить. Мисс Кастон заверила, что все, кроме уехавшего на Рождество садовника, в его полном распоряжении, и оставила нас в компании сигар.

— Очень милая и привлекательная женщина, — искренне сказал я.

— Ах, Ватсон! — Холмс покачал головой и криво улыбнулся.

— По крайней мере, отдайте ей должное. По рассказам мисс Кастон, ее жизнь легкой не была, тем не менее она прекрасно образована и воспитана. Ее речь выдает и ум, и незаурядность. При этом настоящая красавица. Богатство она заслужила, и новое положение очень ей подходит.

— Возможно. Только наш таинственный недоброжелатель с вами не согласен. — Вдруг Холмс поднял руку, призывая к тишине.

Из соседней комнаты доносился хрустальный голос пианино. Играть в полном одиночестве, но так красиво и эмоционально — это казалось очень в духе хозяйки дома. В меланхоличной музыке я угадал опус Перселла или, возможно, Генделя.