Мышкин. Тогда стоит только спросить у прокурора бумагу, в которой заявлялась просьба о свидании с матерью, и из нее будет видно, что он не разрешил этого свидания…
Первоприс[утствующий]. Это предмет, не подлежащий обсуждению суда…
Мышкин. То есть и пытки.
Первоприс[утствующий]. Не подлежат обсуждению суда…
Мышкин. Пытки, допущенные на предварительном следствии, не подлежат…
Первоприс[утствующий]. Действия прокурора не подлежат рассмотрению суда. Он имеет свое начальство…
Мышкин. Но если бы меня пытали прежде, то это имело бы влияние на показания, данные на предварительном следствии, а эти показания имеют влияние на то представление, которое составил себе суд обо мне.
Первоприс[утствующий]. Вы не можете знать, какое представление составил себе суд…
Мышкин. Я думаю, что он составляет его из тех документов, которые у него пред глазами, а эти документы выпытываются и вымучиваются. Следовательно, можно сказать, что пытки, употребляемые обыкновенно жандармами и прокурором, имеют влияние на то представление, которое составляет о нас суд. Вот почему, я полагаю, что имею право сказать, и думаю, что общество должно знать, как обращаются с политическими преступниками, т. е. хуже, чем турки с христианами…
Первоприс[утствующий]. Что же, вы можете сказать, что вас пытали, вынуждали ваши показания?..
Мышкин. Да. Заковка в кандалы производилась специально с целью вынудить показание…
Первоприс[утствующий]. Вы давали показание относительно своей виновности?
Мышкин. Давал.
Первоприс[утствующий]. Чем же вы можете подтвердить, что вас пытали?
Мышкин. Относительно заковки в кандалы есть протокол. Затем у меня было много заявлений по поводу принятых против меня мер, но все они хранятся под сукном. Кроме того, против меня употреблена еще другая пытка, более существенная, чем заковка в кандалы. Кандалы – это еще пустяки. Она состояла в том, что со специальной целью вынудить от меня желаемое жандармами показание я в течение нескольких месяцев был лишен возможности пользоваться какими-либо книгами, даже книгами религиозного содержания, даже Евангелием…
Первоприс[утствующий]. Это вы говорите о дознании?
Мышкин. Да.
Первоприс[утствующий]. Это не подлежит нашему обсуждению.
Мышкин. Если употребляются на дознании такие меры, то где же искать правды? Какой правды! Я правды не буду даже искать, но, по крайней мере, я желал бы, чтобы общество-то знало, какие меры принимаются…
Первоприс[утствующий]. Я не могу дозволить вам говорить об этом…
Мышкин. Сидеть в одиночном заключении, в четырех стенах и при этом не иметь никакой книги – да это хуже всякой пытки. Вот этим и объясняется то громадное число случаев смертности и сумасшествия, которые обнаружились по этому делу. Многие из товарищей моих уже сошли в могилу и не дождались суда…
Первоприс[утствующий]. Если они не дождались суда…
Мышкин. Именно вследствие этой пытки, а вы ценой той каторги, которая меня ожидает, каторги очень продолжительной, не даете права сказать, несколько слов об этом крайнем беззаконии, которому я подвергался…
Первоприс[утствующий]. Вы продолжаете неприлично…
Мышкин. Я не совсем кончил, позвольте мне докончить…
Первоприс[утствующий]. В настоящее время это не относится к делу. Теперь мы производим судебное следствие…
Мышкин. Значит, мне не позволяется…
Первоприс[утствующий]. Вы прерываете ход следствия…
Мышкин. Вот и вы точно так же не позволили мне возразить на общий вывод прокурора. Тогда я считаю себя обязанным сделать последнее заявление. Теперь я вижу, что у нас нет публичности, нет гласности, нет не только возможности располагать всем фактическим материалом, которым располагает противная сторона, но даже возможности выяснить истинный характер дела, и где же? В стенах зала суда! Теперь я вижу, что товарищи мои были правы, заранее отказавшись от всяких объяснений на суде, потому что были убеждены в том, что здесь, в зале суда, не может раздаваться правдивая речь, что за каждое откровенное слово здесь зажимают рот подсудимому. Теперь я имею полное право сказать, что это не суд, а пустая комедия… или… нечто худшее, более отвратительное, позорное, более позорное…
При словах «пустая комедия» [первоприсутствующий сенатор] Петере закричал: – Уведите его…
