Читаем Величайшие русские пророки, предсказатели, провидцы полностью

На Красной площади, за деревянной Троицкой церковью, что на Рву, подальше от любопытных глаз, мужики мутузили нагого юродивого в цепях. Били без спешки, методично, однако старательно. Блаженный по земле вертелся, звякая цепями, калачиком сворачивался, прикрывая локтями ребра, защищая коленями живот, а ладонями прикрывал лицо, заросшее всклокоченной бородой. Шустро и умело уворачивался, по всему видать, не раз в подобных передрягах оказывался да научился, как калекой не остаться.

Наконец мужики умаиваться стали, даже тот, который больше других старался, махнул рукой на кряхтящего юродивого, досадуя, что не в сапогах вышел из дому, обулся в лапти и теперь ноги об цепи оббил. Один же из тех, что подключился к делу, когда уже на юродивого тумаки посыпались, полюбопытствовал, за что тому проучение досталось. Когда получил ответ, что блаженный в калашном ряду с лотка торговца Прова калачи скидывал, удовлетворенно утер пот со лба, довольный, что не понапрасну потрудился.

Мужики повытаскивали из-за кушаков шапки, со словами «Помилуй Господи» осенили себя крестным знамением, глядя на храм. Потом покрыли головы и двинулись в сторону торговых рядов. Наблюдавший за ними сквозь пальцы юродивый сел на земле и оглядел себя. Убедившись, что цел и невредим, он встал на колени, повернувшись к храму спиной, к Москва-реке лицом, и, широким движением руки крестясь, принялся бить поклоны.

– Ты что ж это вытворяешь? – вскричал один из его вразумителей, оглянувшись на юродивого. – Разве ж можно храму зад казать, крестясь на воду?

– Нет в том греха, чтоб креститься на воду, нас всех водой крестили, а вот на могилку собственную креститься не пристало? – откликнулся блаженный.

Другой мужик, поглядев на купола храмовые и снова себя крестом осеняя, возмутился:

– Могилу-то где ты увидал здеся?

– Я наперед много чего завсегда вижу, – отвечал юродивый с хихиканьем. – Тому еще не скоро время придет, что сегодня мне видимо.

– Не пойму, о чем он толкует, – сказал мужик с досадой. И поглядел на другого: – Никак обидное что? Может, еще ему наподдать?

– Будя с него, – ответил тот. – Юродивые никогда ясно не говорят. Айда к Прову, нам от него калачи за услугу причитаются.

Пров, чьи лотки с калачами блаженный Василий стал опрокидывать и, не отгони его мужики, весь товар бы его по земле разбросал, отблагодарил добровольных помощников не скупясь – щедро угостил каждого своей сдобой. Сам калашник с крепким телом Василием связываться не решился. Да и вид почти голого круглый год блаженного заставлял его робеть: волосы длиннющие свалялись в неразделимые космы, борода вся нечесаная, на руках и на ногах ногти так отрасли и скрутились, что, кажется, назад в плоть врастают – к такому даже подступиться страшно.

Да только не рады оказались мужики дармовым калачам Прововым и спустя три дня заявились к нему в ряды торговые да накинулись со словами бранными. Радуясь щедрому угощению, они понаедались от пуза, а под вечер каждого скрутило, да так, что они потом три дня то и дело до ветру бегали, едва успевали портки стягивать.

Струхнувший Пров признался, что калачи испек из негодной, с плохой примесью муки, пожалел выбрасывать. Мужикам после трехдневного прослабления не до кулачной расправы было, по пятаку получивши в утешение от торговца, они направились в медовый ряд. Когда увидели по пути юродивого с цепями на голом теле, то, обступив его, принялись они извиняться, мол, знать не знали, что он негодный товар с лотков скидывал. Копеечку каждый пожелал ему подать, но Василий отказался, сказал со смехом, по бедрам ничем не прикрытым себя хлопая, что некуда ему подаяние прятать за неимением карманов. «Хлебца лучше купите, – добавил напоследок, – братьев своих покормлю».

Целый каравай мужики ему купили, да юродивый ломоть небольшой отломил и вернул им хлеб. И к храму направился. Мужикам любопытно стало, какие такие братья могут быть у нагого юродивого, и следом за ним двинулись. А Василий перед храмом уселся, принялся крошить ломоть и крошки птичкам разбрасывать.

Мужикам захотелось расспросить юродивого, какого он рода, откуда в Москву пришел, но тот снова темно заговорил, не понять вовсе, о чем речь ведет. Они обратились к нищим перед храмом, но и те мало что прояснили: кто он и откуда, одному Богу известно, а здесь, на Красной площади, сколько себя помнят нагой сидел, почитай, всегда.

Но они ошибались, Василий, прозванный Блаженный, не всегда сидел нагой посреди Москвы.

Будущий блаженный, Василий появился на свет в декабре 1468 года (по другим источникам – в 1469 г.), в семье крестьян, или «простых людей», согласно летописи XVII века, в селе под названием Елохово, тогда подмосковном. Ныне это район станции метро «Бауманская», и там находится Богоявленский кафедральный собор. В XV же столетии это была окраина Москвы, а сама она, точно к мамке, жалась к стенам Кремля из камня. Что и говорить, то были крутые времена: и татары набеги устраивали, и русские князья раз за разом что-то между собой делили, и лиходеи всякие по дорогам окрестным промышляли.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное