Около 0.30—10—12 человек из группы Зубова — Беннигсена перед императорской спальней. Николай Зубов ударом сабли по затылку «выключает» караульного Агапеева. Под предлогом срочного доклада заставляют камердинера, находящегося в тамбуре между прихожей и спальней, открыть дверь. Сопротивление прислуги сломлено, но без шума не обошлось. Император просыпается. Офицеры налегают на дверь, считанные минуты — и они врываются в опочивальню. Павла в постели нет. Но его быстро обнаруживают спрятавшимся за ширмами. Он не успел воспользоваться потайной лестницей. Зубовы держатся в стороне, командует Беннигсен, замешательство, императору якобы предлагают отречься от престола в пользу сына, он отказывается, заминка, царь пытается объясниться с Платоном Зубовым (старшим по чину). «Ты больше не император», — заявляет князь. Павел отвешивает ему затрещину. В этот момент Николай Зубов наносит императору удар золотой табакеркой в висок. Царь падает без чувств. Начинается свалка. Зубовы удаляются. Беннигсен со стороны наблюдает, как гвардейские офицеры бьют Павла. Чтобы прекратить отвратительную сцену и «довершить дело», предлагает воспользоваться шарфом. По одним данным, это был шарф штабс–капитана Скарятина, по другим — воспользовались шарфом самого императора. Кончено…
Докладывают Александру. Истерика. Пален: «Хватит ребячиться, государь, ступайте царствовать».
Доподлинно известно, что непосредственно в убийстве императора Павла участвовали: князь Василий Яшвиль (полковник конного батальона), Владимир Мансуров (полковник Измайловского полка), Яков Скарятин (штабс–капитан Измайловского полка), Иван Татаринов (полковник артиллерии), князь Иван Вяземский (полковник Измайловского полка), Евсей Горданов (подпоручик Кавалергардского полка).
ЧТО СТАЛОСЬ С ИМПЕРАТОРОМ АЛЕКСАНДРОМ I?
Александр 1 оставил заметный след в истории России. Но до сих пор существует одна тайна, не дающая покоя историкам. Тайна его смерти…
Известно, что Александр 1 по собственной воле хотел отречься от престола. Почему? Может быть потому, что император, прекрасно знавший о загорэре будущих декабристов, никогда не решился бы расправиться ни с одним из них. Ведь среди заговорщиков у него было много друзей — людей, которых он не просто уважал, но любил.
Возможно, была и другая причина. Александр писал в своем дневнике: «Моя биография может уложиться в три ночи, которые я не забуду никогда…» И первая из них — ночь убийства его отца, невольной причиной которого стал он сам, вернее, тогдашняя доверчивость цесаревича. Александр верил тем, прежним, заговорщикам, что никто из них не желает убивать Павла! Кроваво начиналось его более чем двадцатилетнее царствование, и еще крови — в конце его — Александр не хотел.
Стоит вспомнить, наверно, и то, что император по своим убеждениям и вере не был православным в полном смысле этого слова: пережив увлечение религиями Востока, он навсегда сохранил, например, веру в переселение душ и многократность жизней человека на Земле…
Вторая ночь, оставившая неизгладимый след в жизни Александра, — брачная. С самого детства он был любимцем своей великой бабки Екатерины. Она лично занималась воспитанием внука, даже сочиняла для него учебники — например по грамматике. И стоит ли удивляться, что от внимания опытной в любовных делах императрицы не ускользнул момент, когда юношу начали мучить плотские страсти. Еще беспредметные, на уровне, по свидетельству его воспитателя, ночных эрекций и не вполне приличных шалостей с лакеями и камердинером… Выслушав доклад воспитателя, Екатерина осталась довольна. Перед ней открылась возможность и в этой сфере опекать внука. Что она и сделала, вызвав в октябре 1792 г. из Бадена четырнадцатилетнюю принцессу Луизу, которой предстояло стать со временем русской императрицей Елизаветой… Бракосочетание состоялось спустя год, 23 сентября.
«Боже, как она прекрасна! — записывает Александр через два дня после свадьбы в своем дневнике. — Я никогда не смогу забыть этой ночи, в которую не сумел, не смог прикоснуться к ее белоснежному атласному телу, слишком прекрасному, чтобы возбуждать тот огонь, что рождали во мне русские женщины одним видом своим… Неужто глупо выглядел я в ее чудных синих очах?.. О нет, она поняла меня прекрасно, более чем кто-либо…»