Величайший дракон

Релкин глубоко вздохнул, соскользнул по черепицам крыши и наконец уперся ногой в крайний ряд кирпичей у сточной трубы.

Седая женщина резко повернулась и уставилась на него.

— Кто вы? — резко спросила она.

Релкин старался говорить как можно более ровным тоном. То, что он был настолько уставшим, что засыпал на ходу, очень помогло ему.

— Меня попросили помочь вам. Вот и все, леди.

Он очень медленно приблизился к ней и протянул руку.

Она отшатнулась и повернулась к краю крыши.

— Город погибает, и никто не знает, почему.

— Я здесь для того, чтобы просто помочь вам, леди, — сказал он и потянулся к ней.

Она взмахнула руками, как будто хотела оттолкнуть его.

— Нет, теперь я не могу вернуться, — она вскинула руки в направлении города. — Все пропало, все прах и пепел. Мы все умираем.

— Это не так, леди.

— Мой мальчик, Эфин, погиб. Он слишком рано взят в Руку Великой Матери. Его послали в Эйго, и он выжил. Но он не смог пережить черную чуму.

— Ваш сын не хотел бы, чтобы вы сами отняли у себя жизнь.

Я в этом уверен.

— Мой сын… — женщина начала всхлипывать. Она закачалась да краю, потом восстановила равновесие. — Эфин служил, как и вы, в Легионах. Он попал в первую крысиную команду.

— Он должен гордиться своей смертью, леди. Марнери гордится их смертью. Его имя напишут на монументе, и оно останется там на тысячи лет.

Слегка наклонив голову, она вопросительно смотрела на него.

— Вы драконир?

— Да, леди. Как вы догадались?

— Твои сапоги, это единственная деталь твоей настоящей формы. Я знаю Легионы, дитя мое. Мой отец был командиром Третьего полка Первого легиона. Я выросла в Далхаузи.

— Вы правы, леди. Я драконир. Я из Сто девятого марнерийского.

— У тебя печальное лицо, дитя мое. Ты уже повидал неприглядную сторону жизни.

Она уставилась на него застывшим взглядом.

— Как видишь, я знаю, я знаю, каково это… Эфин видел битвы и выжил. Я знаю, какой это ад. Я знаю, с чем ты сталкивался. Как и мой сын, Эфин, ты уже достаточно повидал войны.

— Да, леди.

Она опять повернулась к краю крыши.

— Мой сын погиб. Перед собой я вижу только мрак.

— До того, как все это кончится, городу еще потребуемся все мы.

Она уставилась на него невидящим взглядом.

— Как твое имя, дитя мое?

— Релкин.

— Релкин? Это имя носят в провинции Голубого Камня. Ты из Кверка?

— Нет, леди, из Куоша.

— Я провела часть своей юности, разъезжая в окрестностях Куоша и Кверка. Это очень милый край.

— Да, леди, это так. И я надеюсь, что мне до смерти удастся еще хоть разок повидать его.

Ее лицо осунулось.

— Но сейчас ты обречен. Мы все умрем.

— Это не обязательно, леди. Чума разносится блохами. Поэтому мы сейчас стараемся избавиться от блох. И мы знаем, как это сделать.

Она посмотрела на него.

— Нет. Мы обречены. Я видела это в знамении.

— Вовсе нет, леди. Мы остановим этот кошмар. Я слышал, что на этот час число жертв уже упало почти до нуля.

Она покачала головой.

— Разве такое возможно?

— Мы выиграем эту войну, леди. Я окуривал дома там, на Рыбном холме. Поэтому я такой просаленный и все такое. Видите эти манжеты, они такие тугие, что даже больно, а когда я был там, то у меня был такой же тугой воротник. Мы также носим вязаные шлемы и натираем лицо жиром. Ни у кого нет желания быть покусанным какой-нибудь блохой. А они очень шустрые, но мы их всех все равно убиваем, а чистильщики подметают их и бросают в огонь.

Она внимательно всматривалась в его глаза.

— Кто ты? Ты не простой драконир. В твоих глазах есть что-то такое, что говорит со мной. Я не знаю тебя, но все равно чувствую какую-то привязанность.

— Я не вру вам, леди. Я просто Релкин из Сто девятого марнерийского драконьего.

Она наклонилась ближе, стараясь прочитать что-то, написанное ускользающим росчерком за пределами обычного зрения.

— Кем ты был? Я имею в виду, кем ты был в других жизнях?

У тебя странная аура, дитя мое. Ты отмечен.

Релкин вздрогнул. Этого он вовсе не хотел слышать.

— Скажи мне, дитя мое, кто ты? — настаивала она.

Кто же он в самом деле, подумал он про себя. Он был Иудо Фэксом, он занимался любовью в самых невероятных местах, от берегов Оона до сумрачного мира магии, где жила Ферла. Он почувствовал, как легла на его плечи тяжелая рука разума-левиафана.

— Я драконир, готовый в любой момент уснуть, леди.

Какое-то время она растерянно на него смотрела, потом черты лица ее смягчились.

— Ты никогда не знал своей матери, не так ли, дитя мое?

— Правильно, леди. Я никогда не знал ни отца, ни матери.

Байстрюк, подкидыш, нежеланный… — Релкин прожил свою жизнь, боясь услышать, но то и дело слыша эти слова.

— Бедное дитя, какой жизнью тебе пришлось жить!

Клянусь Богами, подумал Релкин, в том, что она сказала, что-то есть. Но леди уже не смотрела на край крыши. Релкин надеялся, что это прогресс.

— Эфин умер здесь, сам видишь. Его жена умерла тоже. Теперь их дети — сироты.

— Худшее позади, леди. Мы победим.

— Нет, худшее впереди. После того, как мы оплачем наших покойников.