После завтрака Кирсанов, достав из кармана потёртый кожаный портсигар («ещё с германского фронта»), взглядом указал Кристине, что им стоит подняться с балкона на ют, где никто не помешает. Остальные сделали вид, что не заметили их маневра.
– Судя по вашим глазам, Кристина Станиславовна, вас как-то задели моя должность и возложенная на меня функция, – тихим голос почти без интонаций спросил (или констатировал) полковник, вынимая папиросу.
– Дайте и мне, – протянула руку Волынская.
Кирсанов не удивился, щёлкнул золотой зажигалкой «Зиппо».
Кристина не по-женски глубоко затянулась. Папироса была из тех самых, «Корниловская». Ароматный, крепкий дым, и совсем не царапает горло.
– С чего вы взяли, будто что-то могло меня задеть? Мы оба офицеры, оба на службе. Так что всё совершенно нормально. Надеюсь, мы сработаемся…
– Очень на это надеюсь. Ваша помощь мне безусловно потребуется. А с чего взял – профессия у меня такая, всё замечать. Только я очень бы вас попросил – не делать опрометчивых выводов. В нашей работе это непростительно.
– Не совсем вас поняла, Павел Васильевич.
– Всё вы прекрасно поняли. Мне сейчас не хотелось бы продолжать эту тему, просто повторю свою просьбу…
Говоря это, Кирсанов смотрел мимо Кристины, на море, город, будто совсем не интересовался её реакцией, но она видела, что боковым зрением он и смотрит куда надо, и фиксирует каждое её мимическое движение.
Значит, она не ошиблась, и то, что произошло между ними вчера, – не случайный эпизод. И решила немного похулиганить, раз он завёл этот разговор. Посмотрим, насколько он тонок и проницателен.
– Вы вчера очень хорошие стихи читали. Значит, вы тоже хороший человек. Мне тоже вдруг вспомнилось. Тоже фронтовой офицер написал:
– Не случится, как с героем этого стихотворения? – подчёркнуто нейтрально спросила валькирия, выпуская дым в сторону, чтобы не смотреть на Кирсанова.
– А что с ним случилось? – простодушно спросил полковник, как бы демонстрируя свою литературную необразованность. – Впрочем, я попробую догадаться. Вы позволите?
– А как я могу не позволить?
– Да так как-то… «…всем презрением юным, чуть заметным движеньем руки»[140]
.– Это уже Блок, я не ошиблась?
– Абсолютно верно. Он самый. Я ещё помню такие рестораны. Перед войной. И почти в конце… Так о чём это мы?
– И дальше угадывать будете?
– Ну а куда денешься? Вроде пока получается.
– Да, Павел Васильевич, хорошо вы умеете угадывать. Мне даже не по себе делается. Так-таки и не встретили?
– Увы! Часто думал, на беду или на счастье…
– И?
– Пожалуй, скорее на счастье. Иначе…
– Я думаю, пока достаточно, Павел Васильевич. Мы с вами оба люди умные,
Кирсанов наклонил голову, в буквальном смысле поняв её слова.
– Пойдёмте, нас ждут, – как можно мягче сказала Волынская.
Глава десятая
…Переговоры Катранджи с югоросскими «коллегами», «оружейными баронами», проходили в атмосфере полного взаимопонимания. Пять «купцов» в штатском во главе с вполне достоверно выглядевшим армянином Тер-Исакяном с заинтересованным вниманием выслушали пожелания редкостного оптового покупателя.
Все с увлечением играли свои роли. Катранджи представлялся тем, кем мог бы на самом деле быть в этом мире – старшим сыном турецкого бея из ныне британской подмандатной Палестины. Он якобы решил, пользуясь нынешними затруднениями англичан, организовать против них масштабный джихад с целью вернуть себе владения, по праву принадлежащие его роду с шестнадцатого века, по фирману четырнадцатого османского падишаха, султана Ахмеда первого. Проще говоря – изгнать оттуда британского комиссара с его канцелярией и основать новый халифат, от Нила до Евфрата. С точки зрения здравого смысла легенда достаточно бредовая, но ничуть не более, чем восстановления Израиля через две тысячи лет после его ликвидации.