Величья нашего заря. Том 1. Мы чужды ложного стыда!

– Как есть, так и подойдёт. Это ведь загородная дача, так что женщинам и теннисные туфли допускаются, мужчинам без галстуков можно. Но это и все послабления, – Михаил развёл руками. – Не XXI век здесь.

Времени до назначенного часа было достаточно, Михаил предложил прокатиться по окрестностям в открытом автомобиле и заодно продолжил свою познавательную беседу о международном, экономическом и социально-политическом положении Югороссии, чтобы гости не попадали впросак каждую минуту, беседуя с незнакомыми пока людьми. Хоть ты из Парагвая будь, а основные-то константы мировой геополитики знать полагается, раз валькирии не выбрали себе роль сестричек-хохотушек, раз и навсегда прекративших своё образование, отсидев по три года в трёх первых классах пансиона «условно-благородных» девиц.

…Прежде всего приняли к сведению, что вокруг сейчас третье сентября тысяча девятьсот двадцать седьмого года. А о «двадцатом пятом» те, кто был осведомлён, говорили просто для обозначения реальности. Именно в этом году все проблемы послевоенного «реконструктивного периода» были решены, и страна начала жить как нормальное благополучное государство.

Примерно так же Азимов в «Конце вечности» не говорил ни о странах, ни о конкретно-исторических ситуациях, а просто о столетиях. «Четыреста восемьдесят второе», допустим, где жила возлюбленная Харлана. «Оно характеризовалось тем-то и тем-то» и достаточно, к чему лишние подробности.

В Крыму двадцать седьмого года стояла чудесная пора начинающейся южной золотой осени. Небо густо-синее, без единого облачка, бриз с моря, пролетая сквозь многочисленные частные сады и парки, а также большой земский Ботанический, напитывается запахами всевозможных кустарников и цветов, экзотических и эндемичных. Политические горизонты вокруг Державы после событий двадцать четвёртого года[129] столь же ясны, как горизонт физический, очерчивающий мерно колышущееся, хотя и штилевое море на юге.

Этот год, кстати, двадцать седьмой – тот самый, в котором концессионеры искали свои стулья. И в РСФСР жизнь примерно походила на описанную соавторами, жившими и здесь не в югоросской родной Одессе, а в Москве, как в прошлой реальности. Не так уж глупо они поступили, хотя и обвиняли их в этом многие, равно как и в предательстве. Всё же Москва есть Москва, и хорошие писатели, верно уловившие дух времени, жили там получше, чем их коллеги в Югороссии, где таковых было гораздо больше реальной потребности. «Оставшимся с народом» платили золотом и бонами «Торгсина», за казённый счёт посылали за границу на несколько месяцев, для ведения пропагандистской работы среди тамошней «левой» интеллигенции.

Ильф с Петровым устроились у большевиков примерно как в нашем мире вовремя вернувшийся в СССР из эмиграции Алексей Толстой. Дачи, «буржуйские» квартиры в центре, почти как у профессора Преображенского, личные автомобили. Но, правда, они, как и Алексей Толстой, писать действительно умели. На мировом уровне, тот же «Гиперболоид» на голову превосходил любые поделки западных фантастов двадцатых годов. И тут же – «Петр Первый», «Хождение по мукам». Лариса, контролировавшая культурную политику ВКП (б), внимательно следила за любимыми авторами, и её попечением Ильф уже проходил профилактический курс лечения от туберкулёза. Так что можно было надеяться, что ещё лет тридцать после года своей безвременной кончины он проживёт. И Петрову не придётся погибать на фронте в сорок втором, здесь той войны точно не будет. Так что от соавторов здесь можно было ждать в ближайшем будущем те же «Двенадцать стульев», и вряд ли сильно отличающиеся от оригинала. Факт существования Югороссии только подбавит «перчика» в сюжет. В сатирическом, естественно, ключе. Лариса даже подумывала, забавы ради, подарить писателям их же книгу, издательства «Земля и фабрика», Москва, 1928 г. На презентации местного варианта.

Троцкий ввёл у себя в РСФСР НЭП сразу же, как только получил власть. Регулярных, весьма тайных дотаций из Югороссии, вместе с доходами от широко практиковавшихся иностранных концессий и экспорта «возобновляемых ресурсов» вполне хватало, чтобы не спеша налаживать в стране Советов приемлемую для неизбалованного русского человека жизнь. А избранным пайки и квартиры выдавались такие, что купить просто так, «за свои», – никаких гонораров не хватит.