Величие и крах Османской империи. Властители бескрайних горизонтов

Подвергшись нападению разъяренных молодых людей, жадных до богатств, она в мгновение ока лишилась всех своих одежд; ее меха были разорваны на мелкие куски, с нее сорвали все кольца, браслеты, подвязки и прочие вещи, так что она осталась совершенно нагой. Ухватив за ноги, ее потащили к воротам гарема… Там вышеупомянутый Доганджи сел королеве на спину и схватил ее голову, меж тем как остальные затягивали шнурок. Королева, хотя и была восьмидесяти с лишним лет и без зубов, да к тому же лишилась сознания, одними деснами так сильно укусила его за большой палец, который случайно попал ей в рот, что он смог освободиться, только когда ударил ее рукояткой кинжала по лбу рядом с правым глазом. Королеву душили вчетвером; однако будучи неопытны в этом деле, они трудились очень долго и в конце концов, решив, что королева мертва, бросили ее и с криками: «Она мертва, она мертва!» — побежали сообщить новость Его Величеству; однако едва они удалились, как королева поднялась с пола и стала крутить головой. Тогда убийц позвали назад, шнурок набросили во второй раз и так сильно затянули его рукояткой топора, что королева наконец умерла.

Так описал эту сцену сэр Пол Райкот. Далее он рассказывает, что это страшное убийство так напугало утонченных придворных, что в панике они позабыли все, чему научились за долгие годы прилежной учебы в дворцовой школе. «В ушах присутствовавших тогда во дворце звенели крики на самых разных языках. Кто кричал по-грузински, кто по-албански, кто по-боснийски, кто по-мингрельски, а прочие по-турецки или по-итальянски», и все они, эти сановники в подобающих их положению одеждах и в украшенных плюмажами тюрбанах, соответствующих должностям, занимаемым ими в этом идеально устроенном государстве, беспомощно орали друг на друга, не в силах понять, что кричат им в ответ.

17 Империя

«Что за дивное зрелище — наблюдать новое устройство мира и непривычный облик вещей в том, что касается обычаев, традиций, привычек, пищи и языка, — записал путешественник Эдвард Браун летом 1669 года. — Стоит отъехать на день пути от Рааба, как человеку начинает казаться, что он распрощался с нашим миром, и, еще не доехав до Буды, попал в другой мир, совсем не похожий на страны Запада, ибо здесь не носят волос на голове, лент, манжет, шляп, перчаток; здесь нет кроватей и не пьют пива». Браун говорил от лица многих поколений западных путешественников, которых, стоило им шагнуть за порог Дар-уль-Ислама, неизменно охватывало чувство, будто они попали в другой мир.

Империя никогда не имела четких очертаний, разве что представляла собой что-то вроде восьмерки, круги которой сходились в Стамбуле, но, когда ты попадал туда, переправившись через Дунай у Рааба, или преодолев горные перевалы на побережье Далмации, или после морского путешествия (в пятидесятые годы XVII века — тридцать шесть дней от Венеции до Константинополя), — даже воздух казался иным. «Разве вы не дышите воздухом Великого сеньора? — вопрошал в XVII веке один великий визирь у иностранных торговцев, вымогая деньги. — И вы ничего не заплатите за это?»