Величие и ограниченность теории Фрейда

Сейчас стало модным утверждать, будто теория Фрейда «ненаучна», и склонность к такого рода заявлениям отличает практикующих врачей различных ветвей академической психологии. Не приходится сомневаться, что подобное утверждение опирается на представления об исключительно научном методе. Однако у многих психологов и социологов крайне наивное представление о научном методе. Если в двух словах, то оно сводится к наивному упованию, что если сначала собрать факты, затем подвергнуть их количественной обработке — что чрезвычайно облегчается с помощью компьютеров, — то в результате подобных усилий обязательно откроешь новую теорию или уж в крайнем случае гипотезу. Далее, по аналогии с экспериментом в естественных науках, полагают, будто истинность теории зависит от возможности ее экспериментальной проверки другими исследователями при условии получения одних и тех же результатов. Проблемы, которые не поддаются подобной количественно-статистической обработке, считаются ненаучными, а следовательно и не вписывающимися в область научной психологии. Один же или два-три случая, которые позволяют наблюдателю прийти к вполне определенным выводам, объявляются, согласно этой схеме, не имеющими никакой маломальской ценности, если значительное число случаев не может быть воспроизведено, чтобы удовлетворять статистической процедуре. По существу же, неписаное правило данной концепции научного метода сводится к тому, что если применять верный метод, то сами по себе факты сформируют нужную теорию, а роль творческого осмысления их наблюдателем крайне ничтожна. Все, что от него требуется, — это умение подготовить внешне удачный эксперимент, однако без всяких собственных теорий, которые он мог бы подтвердить или опровергнуть в ходе данного эксперимента. Концепция науки, которая сводится просто к ряду отобранных фактов, эксперименту и достоверности полученного результата, уже устарела. Показательно, что от подобных примитивных представлений о научном методе уже давно отказались такие настоящие ученые, как современные физики, биологи, химики, астрономы.

Подлинные творцы современной науки отличаются от псевдоученых своей верой в возможности разума, верой в то, что разум и воображение человека могут проникать сквозь обманчивую видимость явлений и выдвигать гипотезы, работающие не с лежащими на поверхности, а с основными, глубинными силами. Важно, что подлинные ученые менее всего уповают на несомненность фактов. Они понимают, что всякую гипотезу возможно заменить другой, которая вовсе не обязательно станет опровержением прежней, но, скорее всего, модифицирует и расширит ее.

Такая неопределенность не может поколебать настоящего ученого именно потому, что он верит в силу человеческого разума. Ему важно не прийти к какому-нибудь выводу, а уменьшить меру заблуждения, проникнуть как можно глубже в сущность. Настоящему ученому не страшно даже ошибиться: он знает, что история науки — это история ошибочных, но плодотворных утверждений, чреватых новыми неожиданными догадками (психол. инсайтами), которые преодолевают относительную ложность (ошибочность) прежних высказываний и ведут к все новым и новым внезапным озарениям. Если бы ученые были одержимы желанием никогда не ошибаться, то никогда бы их и не озаряли в общем и целом верные догадки. Конечно, если бы обществовед не сосредоточивал свое внимание на фундаментальных проблемах, а занимался только мелкими вопросами, то результаты его «научного метода» вылились бы в нескончаемый поток статей и докладов, которые ему приходится писать для продвижения по академической лестнице. Обществоведы (социологи) ни в коем случае никогда и не пользовались подобным методом. Достаточно вспомнить такие имена, как Маркс, Дюркгейм,

Мейо, Макс и Альфред Веберы, Теннис. Они брались за самые насущные проблемы, а предлагаемые ими решения строились отнюдь не на наивно позитивистском методе упования на статистические результаты как теориеобразующие. Они верили в силу разума, и вера в эту силу была у них столь же сильна и имела для них столь же важное значение, как и для большинства выдающихся ученых-естественников. Однако с тех пор в общественных науках произошли изменения. С возрастанием мощи крупной индустрии социологи все более смирялись и стали теперь заниматься главным образом теми проблемами, которые можно решать, не затрагивая существующей системы.

Какова же теперь процедура, конституирующая научный метод как в собственно естественных науках, так и в ныне узаконенной социологии науки?

1. Ученый начинает отнюдь не на пустом месте, его взгляды в какой-то мере обусловливаются, детерминируются его предшествующими знаниями и сложными проблемами неисследованной области.