Величие и ограниченность теории Фрейда

Только в универсальном символе связь между символом и тем, что он символизирует, не случайная, а внутренняя. Она коренится в опыте нахождения сходства между эмоцией или мыслью, с одной стороны, и чувственным опытом — с другой. Такой символ можно называть универсальным, потому что этот опыт разделяют все люди, в противоположность не только случайному символу, который по своей природе целиком личностей, но и условному (conventional) символу (например, сигналам дорожного движения), который известен ограниченному кругу людей, действующих в одних и тех же условиях. Универсальный символ коренится в наших физических свойствах, в наших чувствах и в нашем мышлении, общем для всех людей, и поэтому он не ограничивается индивидами и особыми группами лиц. В действительности язык универсального символа — один общий язык, развитый человеческой расой.

Для Фрейда почти все символы были случайными, за исключением сексуальных символов; башня или палка — символ мужской сексуальности, а дом или океан — символ женской сексуальности. В противоположность Юнгу, думавшему, что все сновидения написаны ясным и открытым текстом, Фрейд считал прямо противоположное — что нет почти ни одного сна, который можно было бы понять без расшифровки.

На основании своего опыта трактовки сновидений многих людей, включая меня самого, я пришел к выводу, что Фрейд, догматически обобщая метод толкования сновидений, сузил значение своего открытия цензуры, действующей во сне. Существует много снов, где цензура представляет собой всего лишь поэтический или символический язык, которым выражено содержание, но это «цензура» только для людей со слабым поэтическим воображением. Людям с врожденным чувством поэтичности символическая природа языка сновидения едва ли может быть объяснена как цензура.

Далее я привожу сон²⁵, который можно понять без какой-либо ассоциации и в котором нет элементов цензуры. С другой стороны, мы можем видеть, что ассоциации, привнесенные спящим, обогащают наше понимание этого сна. Двадцативосьмилетний юрист просыпается и припоминает следующее сновидение, которое позднее он рассказывает психоаналитику: «Я видел себя, едущим на белом коне, глядящим на огромное число солдат. Они все неистово приветствовали меня».

Первый вопрос, задаваемый психоаналитиком своему пациенту, носит весьма общий характер: «И что вы думаете?» «Ничего», — отвечает этот человек. «Сон этот — глупость. Вы же знаете, я не люблю войну и армию, что я не хотел бы ни в коем случае быть генералом». И добавил: — «Я бы не хотел быть в центре внимания и чтобы на меня смотрели, приветствуя или молчаливо, тысячи солдат. Вы знаете из рассказанного вам мною о моих профессиональных проблемах, как мне тяжело даже вести дело в суде, когда все на меня смотрят».

Психоналитик отвечает: «Да, но это не отрицает тот факт, что это ваше сновидение, сюжет, вами написанный, и вы сами в нем определили свою роль. Вопреки всем явным несоответствиям сновидение должно иметь некое значение и смысл. Давайте начнем с ваших ассоциаций с содержанием сновидения. Сосредоточьтесь на картине сновидения — вы и белый конь, и приветствующие вас военные — и скажите мне, что приходит вам в голову, когда вы видите эту картину».

«Забавно, теперь я вижу картину, которая мне обычно очень нравилась, когда мне было лет четырнадцать или пятнадцать. Это портрет Наполеона, да, конечно, на белом коне, едущего перед войсками. Она очень похожа на то, что я видел во сне, за исключением солдат, которые на той картине молчали».