Величие и ограниченность теории Фрейда

Хотя Фрейда нельзя считать «радикалом» в широком политическом смысле — он был типичным либералом с сильными консервативными чертами — его учение, несомненно, было радикальным. Ни его теория сексуальности, ни его метапсихологические спекуляции не были радикальными, но подчеркивание Фрейдом ведущей роли подавления (репрессии) и фундаментальной важности бессознательного в нашей психической жизни можно назвать подлинно радикальным. Его учение было радикальным, потому что оно нападало на последний рубеж обороны человеческой веры в собственное всемогущество и всеведение — веры Человека в рациональное мышление как вершину человеческого опыта. Галилей избавил человека от иллюзии, что земля — центр мира, Дарвин — от иллюзии, что человек сотворен Богом, но никто до Фрейда даже не задавался вопросом, почему рациональное мышление человека — это сфера, на реальность которой человек может всецело полагаться. Фрейд избавил человека от гордости за свою рациональность. Он докопался до корней — именно поэтому слово «радикальный» здесь уместно в самом своем буквальном значении[19] — и обнаружил, что большая часть содержания нашего рационального мышления лишь маскирует наши реальные мысли и чувства, т. е., служит сокрытию истины. Наше рациональное мышление оказалось по преимуществу ширмой, простой рационализацией побуждений и желаний, о которых мы предпочитаем не знать.

Открытие Фрейда было потенциально революционным, потому что оно могло открыть людям глаза на реальную структуру общества, в котором они живут, к побудить их изменить его в соответствии с интересами и желаниями большинства людей. Но несмотря на то что учение Фрейда обладало столь мощным революционным потенциалом, его повсеместное признание отнюдь не привело к реализации заложенного в нем потенциала. Хотя основные нападки коллег и широкой публики на Фрейда были направлены против его теории сексуальности, разрушившей некоторые табу среднего класса Европы XIX в., открытие Фрейдом бессознательного в целом не имело революционных последствий. В этом нет ничего удивительного. Требование, прямое или косвенное, большей терпимости в вопросах секса лежало по своей сути в пределах прочих либеральных требований, таких как большая терпимость по отношению к преступникам, более свободное воспитание детей и т. п. Однако концентрация на проблемах секса в действительности уводила от критики общества и, таким образом, носила отчасти реакционный политический характер. Если в основе всех психических расстройств лежит неспособность человека решить свои сексуальные проблемы, то отпадает всякая необходимость критического анализа экономических, социальных и политических факторов, стоящих на пути развивающейся индивидуальности. С другой стороны, политический радикализм стали рассматривать как своеобразный признак невроза, тем более что Фрейд и его последователи образцом психически здорового человека считали либерального буржуа. Левый или правый радикализм стали объяснять последствиями невротических процессов вроде Эдипова комплекса, и в первую очередь невротическими объявлялись политические убеждения, отличные от взглядов либерального среднего класса.

Большинство психоаналитиков происходили из того же самого среднего класса городских интеллектуалов, что и подавляющая масса их пациентов. Радикализмом среди психоаналитиков выделялись немногие. Наиболее известным из них был Вильгельм Райх, считавший, что подавление сексуального начала создает антиреволюционные характеры и что революционные характеры способна сформировать только сексуальная свобода. Он сформулировал теорию, что свобода сексуальных отношений ведет к революционной ориентации. Как показала история, Райх ошибался. Сексуальное освобождение стало главным образом частью постепенно распространявшегося потребительского отношения к жизни. Если людей XX в., в отличие от обывателей XIX в., стали учить приятно проводить время вместо того, чтобы спасать себя и ближних, если их превратили в «потребителей», то и потребление секса в таких условиях стало не просто дозволяться — оно поощрялось. Кроме того, потребление секса — это самое простое и доступное из всех видов потребления. Райх пришел к неправильным выводам, потому что в его время консерваторов отличала строгая мораль в вопросах секса, и он решил, что сексуальная свобода будет способствовать антиконсервативному, революционному движению. Историческое развитие показало, что свобода сексуальных отношений способствует лишь росту потребительского спроса и снижению политического радикализма. К сожалению, Райх мало знал Маркса и еще меньше его понимал. Его вполне можно было бы назвать «сексуальным анархистом».