Великая Французская Революция 1789–1793

Крестьяне поняли, что феодальные права осуждены и вовсе не стали выкупать их; они просто перестали платить. Но Собрание, у которого не хватило смелости ни совершенно отменить феодальные права, ни установить возможный для крестьян способ выкупа, создало этим то неопределенное положение, которое должно было вскоре породить гражданскую войну во всей Франции. С одной стороны, крестьяне увидели, что им ничего не следует выкупать, ничего платить, что нужно продолжать революцию, чтобы добиться уничтожения феодальных прав без выкупа. А с другой стороны, богатые люди поняли, что в августовских постановлениях еще нет ничего определенного, что этими постановлениями еще ничего не сделано, кроме принесения в жертву «права мертвой руки» и права охоты, и что, став на сторону контрреволюции и короля как ее представителя, им еще удастся, может быть, сохранить и феодальные права, и земли, когда-то отнятые ими и их предками у деревенских общин.

Король, следуя, вероятно, мнению своих советников, отлично понял, чего ждет от него контрреволюция. Он увидал, что ему предстоит сделаться объединяющим символом защиты феодальных привилегий, и он поспешил написать архиепископу города Арль, что никогда, иначе как под давлением насилия, он не даст своего согласия на августовские постановления. «Принесенная жертва (двух первых сословий государства) прекрасна, — говорит он, — но все, что я могу сделать, это выразить мое уважение перед ней: я никогда не соглашусь лишить мое духовенство и мое дворянство их имуществ. Я не дам своей санкции таким законам, которые разорили бы их».

И он действительно отказывался дать свое согласие на законное обнародование этих постановлений до тех пор, пока народ не привез его как пленника в Париж. И даже тогда, когда он уступил, он сделал все, что мог, вместе со всеми имущими классами: духовенством, дворянством и буржуазией, — чтобы эти постановления Собрания не вылились в форму законов, чтобы они остались мертвой буквой.

Мой друг Джемс Гильом, который был так добр, что прочел всю мою рукопись, написал по вопросу о королевской санкции постановлениям 4 августа следующее весьма ценное примечание, которое я привожу целиком. Вот оно:

«Собрание имело власть учредительную и законодательную и много раз заявляло, что его действия в качестве власти учредительной независимы от власти короля. Королевская санкция требовалась только для законов (постановления Собрания назывались декретами до получения санкции и законами — после)».

Акты 4 августа были учредительного характера: Собрание формулировало их в виде постановлений (arretes), но ни минуты не думало, что разрешение короля нужно было для того, чтобы привилегированные классы могли отказаться от своих привилегий. Характер этих постановлений — или этого постановления, так как о них упоминают то во множественном, то в единственном числе, — виден из 19-го и последнего параграфа, в котором говорится: «Национальное собрание займется тотчас же после конституции составлением законов, необходимых для развития начал, высказанных в настоящем постановлении, которое будет немедленно разослано господам депутатам по всем провинциям» и т. д. 11 августа текст постановлений был окончательно принят; вместе с тем Собрание дало королю титул восстановителя французской свободы и решило отслужить молебен в дворцовой часовне.

12 августа председатель Собрания (Ле Шапелье) отправился к королю узнать, когда он пожелает принять Собрание для этого молебна; король назначил прием на 13-е, в 12 часов, 13-го все Собрание является во дворец; председатель произносит речь, в которой он нисколько не просит короля санкционировать решение Собрания, а только объясняет королю, что именно сделало Собрание и сообщает о данном им королю титуле. Людовик XVI отвечает, что принимает титул с благодарностью, приветствует Собрание и выражает ему свое доверие. Затем в часовне отслужен был молебен.

Что король тайным образом выражал архиепископу Арльскому совсем иные чувства, это неважно: здесь речь идет лишь о том, что он делал публично.

Итак, в первое время король публично не оказал ни малейшего сопротивления постановлениям 4 августа.

Но 12 сентября вследствие происходивших в стране волнений партия патриотов предложила в видах успокоения страны придать постановлениям 4 августа форму торжественной декларации; для этого большинство решило представить эти постановления на санкцию короля, несмотря на сопротивление контрреволюционеров, которые предпочли бы, чтобы об этих постановлениях больше не было речи.