Долгое время перенимаемое ремесло в глазах и мастера и ученика существует как некая мифо-магическая система ритуалов, освоение которых возможно только непосредственным погружением в их исполнение, долгим наблюдением и копированием священнодействий мастера. Однако действительная причина такого положения вещей вполне земная, она кроется в неразвитости сознания и несовершенстве форм знаковой коммуникации. Поэтому с развитием и совершенствованием того и другого появляется возможность отчуждения знаний и умений от их носителя, перевода их на язык знаков. Вместе с этим происходит и отчуждение одного от другого, степень того сакрального родства, которое связывало наставника и ученика прежде, заметно снижается.
Немаловажную роль в формировании новых отношений играет поступательное увеличение спроса на продукцию ремесленного производства. Сравнительно низкая потребность в ней исключает необходимость даже самых начал стандартизации; каждая вещь, которая производится в мастерской, уникальна, а значит, неповторима и структура «дела». Рост потребности в ремесленном производстве порождает копирование его продукта, копирование – типизацию технических приемов, что в свою очередь облегчает их перевод на язык знаков. Таким образом, между мастером и учеником встает «слово», фиксация которого в письменных документах способствует их взаимному отчуждению, а вместе с этим и отделению знания от его былого носителя. Школа, книгопечатание сообщают этому процессу дополнительный импульс.
Кроме того, здесь так же складывается фундамент новых экономических и правовых отношений. Так, например. Патриархальный уклад требует от главы семейства принять на себя обеспечение остающихся вдов и сирот, но и тех обычай делает обязанными ему. Эта обязанность не разрывается простым уходом из «дома», требуется соблюдение определенных процедур. Но со временем (XII в.) городское право начинает фиксировать другой стандарт отношений: «Когда умрет горожанин, имевший личного господина (proprium dominum), которого он признал таковым, жена его названному господину ничего не будет давать»[462]
. Надо полагать, что и господин в этом случае свободен от обязательств по отношению к ней. Что касается того, кто становится свободным от любой личной зависимости, то его жизнь регулируется только складывающимися расценками и нормами письменного права. К тому же формирование товарно-денежных отношений (а с ними формализация взаимных обязанностей и взаимное же отчуждение) здесь, в городе, проходит быстрее и легче.Однако и обособляющееся ядро семьи состоятельного горожанина, не становится семьей современного типа. Оно, как и семья виллана, по тем же самым основаниям продолжает сохранять патриархальный дух. Нужны более фундаментальные перемены в жизни социума, чтобы освободиться от него.
И все же можно заключить, что не только на вершине, но и в самом основании феодальной пирамиды зарождается новый тип социальной ячейки, в которой не связанные кровным родством люди уже не являются родом живого «продолжения» патриарха, элементом его сложносоставной «амальгамы».
7.1.3. Обстоятельства быта
Разумеется, очерченный процесс обособления аристократического рода еще не означает появления семьи современного типа в высшем сословии. Семья это не просто общность людей, обеспечивающих «гигиену» юридической преемственности социального статуса, но еще и особый воздух, которым они дышат. Это приватный мир уютных домашних кличек, составляющих предмет строжайшей табуации для всех посторонних, свободных от светской условности поведенческих форм, своей иерархии ценностей и даже своей иерархии лиц, когда личный статус одних может перевешивать социальный статус других. Это мир «внепротокольных» ролей, где божьи помазанники собственными руками расстегивают штанишки своих детей, где по традиции, сохранившейся до 1917 года, даже императорские сыновья, донашивают детские платьица старших сестер[463]
, а их отцам штопают одежду, с которой те не хотят расставаться, их жены-императрицы.Прежде всего, для обустройства этого мира необходима своя, недоступная публичности, территория. Только