Великая гендерная эволюция: мужчина и женщина в европейской культуре

Тот факт, что в новой парадигме жизни центральное место занимает мужчина, по-видимому, связано с объективными обстоятельствами. Первым из них являются массово-энергетические параметры его тела, которые позволяют развить большие усилия и ускорения. (Вот только значение этого фактора проявляется вовсе не в физическом превосходстве мужчины над женщиной, но в его способности подавить сопротивление материала обрабатываемых предметов.) Сюда же можно отнести и более развитую способность к овладению строгими алгоритмами технологической деятельности (то есть деятельности, предъявляющей повышенные требования к точной координации движения взаимодействующих друг с другом сторонних вещей). Другими словами, способностью к практическому овладению самим предметом строго формализованного абстрактного мышления. Вторым – тот факт, что именно в «мужском» сегменте распределенной деятельности рождаются первофеномены и технологии и информации. «Женский» сегмент насыщается развитым орудийным фондом значительно позднее, к тому же и он создается по преимуществу мужчиной, и это тоже имеет значение. Третье – и, может быть, самое главное – обусловлено объективными отличиями мужской и женской психики. Присущая женщине «левополушарность», благодаря которой формируется более тонкая и развитая эмоциональность, способна реализовать свои преимущества лишь там, где существует прямая чувственная опора на вещи, уже ставшие достоянием индивидуального опыта, то есть в конечном счете на то, что может быть явлено «здесь и сейчас». В то же время ее достоинства не могут проявиться в сфере еще не существующего в природе, еще не материализовавшихся абстрактных умопостигаемых сущностей. Ключевые формы освоения всего того, что уже вошло в практический опыт человека, замыкаются, по преимуществу, в пределах первой и второй сигнальных систем. Развитие же культуры – это впервые осуществляющийся переход от абстрактной возможности (которую, как в случае с позитроном, бозоном Хиггса и др., еще надо установить) к наличной действительности принципиально новых, ранее никогда не существовавших форм бытия. Здесь безраздельное царство третьей (или, как минимум, надстройки над тем, что образует вторую). Опора на чувственное восприятие является скорее препятствием для свободной ориентации в этом измерении потока взаимопревращений «слова», «дела» и «вещи», чем помощью. Предмет третьей сигнальной системы уже «по определению» не имеет никакого чувственного референта, поэтому достоинства «правополушарности» мужчины в полной мере способны развиться лишь там, где зависимость психики от непосредственного сенсорного контакта с предметом снижается.

Начальный импульс развития глобальной цепи взаимопревращений, то есть рождение «слова», которому еще только предстоит реализоваться в «деле» и воплотиться в «вещи», сообщает инерцию всему собственно историческому движению. Развитие технологии и совершенствование средств материальной деятельности становится определяющим фактором истории культуры, а значит, и роль мужчины, ключевого носителя всей ее базы данных и ключевого же движителя, – главенствующей. Этому способствует и его место координатора в системе распределения интегральной деятельности (и ее продуктов) и роль своеобразного терминала в системе социальных связей, скрепляющих социум. В дальнейшем мы видим, что тот же импульс закрепляет за мужчиной функцию административного, затем политического руководства, а значит, именно ему принадлежит право формирования основных ценностей общества, определения главного вектора его развития.

Вместе с тем не следует забывать, что все относящееся к тому, где впервые рождается «слово», в конечном счете опирается на первую и вторую сигнальные системы. А значит, обусловленная более тонкой эмоционально-чувственной природой женщины, свобода владения их потенциалом в конечном счете делает более развитым и инструментарий третьей. Так что первенство «мужского» начала в культурном строительстве вовсе не является абсолютным.

Нельзя сказать, что исключительно мужчине принадлежат основные достижения техники, науки, искусства. Не из них одних складывается культура, к тому же и здесь не обходится без его вечной спутницы (выше уже говорилось о роли «женской логики» в истории культуры). Однако на поверхности явлений именно эти достижения предстают как наиболее отчетливо различаемые ее формы. Умению же видеть «стеариновые свечки» в общей системе культурных условностей достойного места не остается. Да и в единой системе межпоколенной коммуникации механизм управления формированием этого таланта (как, впрочем, и умением распорядиться им) не ясен. Логика и методология преобразования нового «слова» в «дело» и «дела» в «вещь» развита достаточно полно, то время как механизм его перворождения до сих пор – тайна за семью печатями. Вместе с ней остается тайной и действительная роль женщины, а значит, и человека вообще.