Великая гендерная эволюция: мужчина и женщина в европейской культуре

Словом, мы вправе сделать вывод о том, что семья, складывающаяся из чужих по крови людей (а вместе с ними и чуждых их природе вещей) если и не является таким же продуктом неолитической революции, как и прочие начала цивилизации, то во всяком случае появляется незадолго до нее. Ведь ее рождение немыслимо без выхода за узкие пределы полуживотного существования ограниченных в своей численности и изолированных друг от друга сообществ. И здесь имеет смысл вернуться к самому началу, к заключению о том, что не род происходит из семьи, а семья является продуктом его распада.

До появления человека род как форма общежития вообще неизвестен живой природе. Его становление – это стихийная форма разрешения тех проблем, которые порождает, с одной стороны, инцест, с другой – новые, ранее не существовавшие формы объективной реальности, управление которой требует вытеснения биологических механизмов интеграции. Для новых форм (технологической) деятельности становятся тесными рамки биологической интеграции. Их освоение требует распределения труда и специализации индивидов, в результате чего каждый из них утрачивает способность к собственному жизнеобеспечению.

Как мы уже могли заключить, только отчуждение результатов специализированной орудийной деятельности, распределение и обмен ее продуктами становится залогом совместного выживания. Точно таким же залогом оказывается и обеспечение всего ассортимента производимых человеком вещей, от предметов непосредственного потребления до промежуточных средств их получения. Иначе говоря, соблюдение жестких количественных пропорций в распределении общих усилий по обеспечению совместного существования. Вместе с тем неразвитое, по существу, еще только начинающее формироваться сознание не в состоянии ни удержать «в головах» индивидов весь объем необходимой информации, ни регулировать количественные соотношения производимых продуктов. Это обстоятельство диктует необходимость распространения обмена на более широкую сферу. Выпадение промежуточного продукта даже одной цепи ключевых технологических процессов (что может быть вызвано гибелью одного специализирующегося на его производстве индивида) способно поставить на грань выживания всю общину. Отсюда ясно, что только стихийное расширение сферы обмена (и формами деятельности, и ее результатами, и информацией, которая кодирует те и другие) способно обеспечить сохранность требуемых товарных пропорций. Неограниченное же расширение возможно только на межобщинном уровне.

1.6.2. Межобщинная интеграция

По-видимому, он и становится тем объективным основанием, где возникает единая система ценностей (собственно предмет обмена) и единый язык. Он же вовлекает в себя и рокировку брачных партнеров. Отсюда границы впервые возникающего рода могут быть очерчены пределами именно этой, межобщинной коммуникации.

Леви-Стросс значительно расширяет представление о формирующейся на самых ранних этапах становления социума системе всеобщего обмена; по его мнению, именно она полагает начало замещению кровных связей социальными. В его теории родства и анализе мифологии обмен занимает центральное место и понимается более широко, чем упомянутыми выше авторами, его предмет – это женщины, информация и товары[34].

Если видеть в обмене, о котором говорит Леви-Стросс, лишь один из механизмов рождения социальных связей и замещения ими биологических, он едва ли вызовет возражения. Однако сводить к нему все связанное с формированием социума и социальной жизни – значит совершать ошибку. Ее существо состоит в том, что здесь в неявной форме предполагается существование уже не просто сформировавшихся, но и завершивших переход к патриахату крупных социальных объединений, которые интегрировали и растворили в себе первичные полуживотные группы. Ведь если одним из предметов обмена становится женщина, значит, ее подчиненное положение по отношению к мужчине – уже свершившийся факт. Причем свершившийся не только на внутриобщинном уровне, ибо подобный обмен может стать реальностью только там, где «смена лидеров» произошла у обеих его сторон. Кроме того, здесь (столь же неявно) предполагается существование централизованного управления жизнью сообщества, наличие сложившегося производства и вполне развитой культуры. Только стечение этих условий может обеспечить обмен ценностями, одной из которых становится женщина. Словом, такой взгляд предполагает существование вполне сформировавшегося социума, где кровнородственные связи уже практически полностью вытеснены социальными. Но тогда непонятно, откуда все это берется.

Тем более непонятно происхождение общей системы знаковой коммуникации, единого языка, без чего невозможен никакой обмен никакими «словами». Всему этому должны предшествовать какие-то промежуточные механизмы, ведь чисто биологические не могут скачкообразно трансмутировать в социальные. Наконец, зачем вытеснять биологические связи социальными, если первые давно уже замещены вторыми?