Великая гендерная эволюция: мужчина и женщина в европейской культуре

Как уже говорилось, в своих истоках патриархальная семья обладала едва ли не абсолютным правовым иммунитетом. Считается, что понятие последнего возникает только в Средние века: «…Характерная черта феодального строя в той форме, в какой он возник во Франкском государстве и затем распространился по всей Европе (за исключением Швеции, Норвегии и Финляндии) заключалась в правовом иммунитете как самого феодала, так и его чиновников. <…> Королевские чиновники даже не имели права и ногой ступить на землю феодала ил и его вассала. Не имели они и права вершить какой бы то ни было суд или чинить расправу и устраивать экзекуции на их земле, то есть исполнять свои прямые обязанности по долгу и службе на этих землях. Земли феодалов и их вассалов не подлежали официальному обложению налогами»[246]. Однако есть основание полагать, что он возникает значительно раньше, и Средние века лишь возрождают то, что теряется патриархальной семьей в античности. Для того чтобы возродить что-то, необходимо его утратить, – именно с утратой такого иммунитета мы и сталкиваемся при попытке анализировать эволюцию юридических норм. Распад же античных государств приводит к тому, что он начинает воссоздаваться, но уже на новой основе.

Что же касается источника внутрисемейного права, то перемены происходят и здесь. Им становится уже не зарождающаяся в каком-то внесоциальном пространстве суверенная воля патриарха, но вполне земной договор, который заключается между вступающими в союз родами. Всякий же договор, даже если он заключается между обладающими правовым иммунитетом домовладыками, – это то же вторжение социума в их отношения. Смена юридических форм брака показывает, что теперь контроль социума проникает и в отношения мужчины и женщины. А значит, его влияние на внутрисемейную жизнь увеличивается.

Лишение иммунитета приводит к согласию (пусть не до конца осознаваемому сторонами, но все же утверждающемуся в практике их взаимоотношений) в том, что существует взаимная зависимость патриарха и членов его семьи друг от друга.

Вторжение социума проявляется и в другом. С расширением мира вещей лишь немногие из них сохраняют свою сакральность и продолжают формировать «амальгаму» их владельца. Как правило, это вещи, передаваемые из поколения в поколение. Но одновременно рождается и новое представление о них. Оно сводится к тому, что источником всего, а следовательно, и их сакралитета, является земля. Вероятно, здесь рудименты древнейших верований, согласно которым каждому месту покровительствуют какие-то свои божества, именно они даруют покорному им человеку успех в его начинаниях. В XVIII веке эти взгляды будут окончательно переосмыслены представителями политико-экономической школы физиократов Ф. Кенэ и А. Тюрго. Но обращаясь к ретроспективе, мы увидим, что радикальные сдвиги явственно проступают уже в мироощущении крупного землевладельца Средних веков, само же рождение идеологемы, согласно которой земля сообщает благородство человеку, происходит одновременно с описываемыми здесь процессами. Мы помним, что лучшая часть античного общества состоит из тех, кто в военном строю готов защищать его идеалы. Центральное же место в нем занимают люди, связанные с землей, и ни Греция, ни Рим не доверяют его тем, кто оторван от нее. Обладание ею – мечта каждого гражданина, и в этой мечте не только материальное содержание. Земля становится символом, и сама прикосновенность к ней возвышает, идеализирует фигуру ее владельца. «Последняя надежда римского государства», как называет его Ливий, Цинциннат удаляется от государственных дел именно к ней, но и в минуту опасности, когда отечество вновь обращается к нему, послы находят его пашущим землю. Так гласит одна из легенд, составивших корпус государственной мифологии Рима. О земле пишут научные трактаты, а это значит, что суждения о ней встают в один ряд с вершиной человеческой мысли, философией. Даже Вергилий удостаивается почти божественных почестей не в последнюю очередь именно за ее восславление «Георгиками». Таким образом, патриарх остается «более благородным», чем другие, но уже не по основанию достоинств, напрямую сообщенных богами, а благодаря владению землей, какой-то особой таинственной связи с нею. Однако и эта связь постепенно теряет свою сакральность. Ведь если право собственности на вещь имеет в своей основе личный труд производителя (считая таковым и отца семейства, который долгое время продолжает сохранять прикосновенность к ее производству), то гарантия права на землю переходит исключительно к социальным отношениям. И это тоже прямое вторжение социума в устройство и жизнь патриархальной семьи.

Таким образом, все идет к тому, что брак оказывается не делом каких-то таинственных сил, но формой чисто светских установлений. А следовательно, определяемым ими же становится и статус каждой из сторон брачного союза. Впрочем, со временем не только их, но и любого человека вообще.