Великая игра

«События в Умбаре потрясли меня. Наверное, я был привязан к нему больше, чем я думал. Мы переписывались редко, но зачастую друзья могут не видеться годами, а встретившись, начать разговор, который не закончили десять лет назад, причем с того самого места, на котором прервали беседу. Только наш разговор уже не продолжится. О чем мы говорили бы с ним, дай нам судьба встретиться? Почему-то всплыла та наша старая беседа о Берене и Лютиэн. Да нет, вряд ли…»

Из донесения в штаб Четвертого Легиона «Дагнир»

«…атакованы на марше. По счастью, вторая и третья сотни второй когорты подоспели вовремя, так что потери были не слишком значительны. Убиты командир второй сотни Дариан и трое декурионов. Командир первой сотни, начальствовавший над колонной на марше, господин Бреголас не найден ни среди убитых, ни среди раненых».

Бреголас всматривался в это слишком знакомое и потому такое страшное лицо. Оно было не просто бледным — полупрозрачным, размазанным. Боковым зрением оно виделось четче, чем при прямом взгляде. В глубине глаз — черных провалов — плавали красные искры. Голос тоже звучал по-иному, хотя был несомненно узнаваем. Он был похож на громкий, какой-то металлический шорох. Как будто железом скребут по железу.

— А ты почти не изменился. Внешне, по крайней мере.

— Чего не скажешь о тебе. — Бреголас изо всех сил старался не поддаться холодному страху, медленно ползущему по спине и сворачивающемуся тяжелым комком в животе. Это был не тот страх, к которому он привык уже за эти несколько дней — то был обычный страх человека перед неизвестностью и смертью, а тут было нечто иное.

— Я пришел, как только узнал, что ты попал к нам.

— К нам! — усмехнулся Бреголас. — Раньше ты даже за одну мысль о таком убил бы.

— И сейчас готов убить.

— Да? Кого же и за что?

Орхальдор помолчал.

— Вижу, ты уже оправился. Почти. Морэдайн нас ненавидят, так что тебе повезло, что я о тебе узнал. Я велел тебя не убивать.

— Огромное тебе спасибо. — Бреголас хотел было насмешливо поклониться, но бок еще очень болел, и вставать он не собирался. — И зачем же я тебе понадобился?

— Хотя бы по старой дружбе.

— Мне был дорог Орхальдор. Тебя я не знаю.

— А кто я — знаешь?

Бреголас сглотнул и промолчал.

— Ты осуждаешь меня?

— Я не могу понять тебя. И снова повторю: я не знаю тебя. Что тебе от меня надо?

— Значит, отрекаешься от меня, как и все? — В металлическом шепоте зашуршали злые нотки.

— Как будто ты ни от чего не отрекся. Вернее, даже не отрекся — продал. Когда случилось то дело в Умбаре, я не поверил в то, что ты предатель. Не хотел верить. Теперь — верю.

Гость резко отвернулся. Словно на его прозрачном лице можно было что-то прочесть. Бреголас судорожно вздохнул. От напряжения и страха болела голова.

— Знаешь, зачем я пришел? Я хочу, чтобы ты понял, почему я здесь. Почему я поступил так.

— Правому незачем оправдываться. Даже если ты мне исповедуешься, даже если я вдруг паче чаяния пойму тебя, даже если ты меня вдруг отпустишь, то что это изменит?

— Обо мне не станут думать как о предателе.

— А тебе это так важно? Хорошо, я скажу тебе: никто не поверил тогда в твое предательство. Тебе довольно? Тогда избавь меня от твоих исповедей. И знай — если ты изволишь меня отпустить, то вот тогда ты точно будешь предателем в глазах остальных. Я врать не стану.

— Значит, ты умрешь здесь. Дурак. Лучше бы промолчал.

— А я не верю в твои благие намерения. Да и были бы они, ты — на цепи. Ты сделаешь то, что тебе велят, а не то, что ты хочешь.

— Да что ты об этом знаешь?

— Достаточно. А еще, — Бреголас коротко хохотнул, — я помню, как один мальчишка никак не мог простить мне, тоже мальчишке, что я оказался в его глазах грязнее, чем он меня представлял. И он не хотел запачкаться, общаясь со мной. Я потом долго чувствовал себя виноватым. Да, я не чист, как и все люди, но где ты теперь? Кто чернее?

Гость снова помолчал, а когда заговорил, в его голосе звенела такая ненависть, что Бреголас невольно отшатнулся:

— Знаешь, зачем ты здесь на самом деле? А затем, что я хочу сказать вам всем, как я вас ненавижу. Всех. И вас, и этих, — он ткнул рукой за дверь. — Я ради вас вымарался в грязи по уши — вы отреклись от меня. Вы все предали меня. И вот — я в грязи, я на дне, а вы — чисты? Нет, это все из-за вас. Это вы виноваты. Все! Но у меня еще осталась эстель…

Бреголас качает головой и смеется.

— Эстель? Это ты только думаешь, что она у тебя есть.

— Ты не знаешь. Никто не знает. Я здесь не ради выгод, не ради себя, ради другого… У меня есть эстель. Не может не быть. Не может! Потому я надеюсь…

— И на что же? — Бреголас усмехается и пожимает плечами.

— На милость Единого.

— Ну, надейся, — ухмыляется Бреголас. — Надейся. Это правильно — надо хоть на что-то надеяться.

— А ты не можешь себе представить, — с неожиданной злобой срывается Орхальдор, — что можно остаться чистым там, внутри? Чистым!

— Кто-то говорил мне, что чистым отсюда не выйдешь, как бы ни старался. Теперь я вижу, что чистым сюда — не войдешь.

— Ты не был в моем положении.