Великая Испанская революция

Бойцы «Носотрос» тоже выступили против «триентистов». Б. Дуррути писал: «Ясно видно, что Пестанья и Пейро пошли на моральные компромиссы, не дающие им действовать по-либертарному… Если мы, анархисты, не будем энергично обороняться, мы неизбежно деградируем до социал-демократии. Необходимо совершить революцию, чем раньше, тем лучше, поскольку республика не может дать народу ни экономических, ни политических гарантий» [70]. Более того, раз в условиях кризиса модернизация будет проведена за счет рабочих, Дуррути считает необходимым остановить модернизацию. Нужно дестабилизировать существующую в Испании систему с помощью «революционной гимнастики масс», делать их все решительнее и опытнее в боевом деле. Дуррути разъяснял Гарсиа Оливеру смысл «революционной гимнастики»: «вожди идут впереди» [71]. Но Гарсиа Оливеру и некоторым членам «Носотрос» и ФАИ не нравилось, что Дуррути планирует акции этой гимнастики самостоятельно, как вождь, не считаясь с мнением товарищей. «Можем ли мы оказать тебе поддержку, когда ты постоянно ведешь себя так, словно работаешь сам за себя? Нам что, и дальше относиться к тебе с прохладцей из-за того, что ты, когда тебе удобно, плюешь на мнения группы?» [72]

Горячая социальная атмосфера, углубляющийся экономический кризис, делавший жизнь рабочих все тяжелее — все это придавало силы анархистскому радикализму, для которого крушение старого порядка было синонимом создания нового счастливого общества. Как пишет анархо-синдикалистский историк А. Пас, «в конечном счете именно радикальная тенденция навязала анархо-синдикалистскому объединению свою революционную линию» [73]. Однако слова «в конечном счете» тут явно лишние, поскольку радикалы 1931 года всего через несколько лет будут сами проводить как раз умеренную политику, предложенную «триентистами».

21 сентября 1931 г. Пейро был вынужден уйти с поста редактора газеты «Солидаридад обрера», что стало важной победой радикальных анархистов. Глаза радикалам застилала романтика «чистых идей». Гарсиа Оливер писал: «Революционные акции всегда действенны. Но диктатура пролетариата, как она понимается коммунистами и синдикалистами, которые подписали манифест, ничего не меняет. Здесь будет много попыток установить насилие как практическую правительственную форму. Эта диктатура вынужденно образует классы и привилегии» [74]. Оливер считал, что переходное общество синдикалистов — это диктатура, как у большевиков, что она выродится в общество, против которого нужно будет совершить новую революцию.

Пейро доказывал, что предлагаемое им переходное синдикалистское общество не приведет к диктатуре: «Возможна лишь одна диктатура, при которой, как в России, меньшинство рабочих принуждает большинство… Синдикализм — это господство большинства» [75].

Российские анархисты сумели донести до западных товарищей критическое представление об опыте Российской революции. Но один вопрос, который станет критическим для анархистов с самого начала гражданской войны, остался незамеченным — что делать, если в начале революции «большинство» не захочет создавать ни анархического, ни синдикалистского общества?

А. Пестанья не хотел бросать НКТ на неподготовленную всеобщую забастовку. Когда Национальный комитет НКТ под давлением радикалов принял решение провести 29 мая 1932 г. всеобщую забастовку, «триентисты» во главе с А. Пестаньей ушли с постов. Забастовка, как и следовало ожидать, закончились неудачей. Умеренные продолжали протестовать против вспышкопускательства новых лидеров НКТ. 5 марта 1933 г. на каталонской региональной конференции «триентисты» вышли из НКТ. Связанные с «триентистами» профсоюзы выступили против «диктатуры ФАИ» (в действительности мифической — речь могла идти лишь о влиянии идей ФАИ) и образовали независимый от НКТ Национальный комитет связи. Позднее А. Пестанья организует небольшую Синдикалистскую партию, которая будет участвовать в правительстве Народного фронта.

Одновременно с конфликтом умеренных и радикалов НКТ развернула борьбу против коммунистов-большевиков в своих рядах. 17 мая 1931 г. проникшие в НКТ коммунисты создали «Национальный комитет НКТ», надеясь, что в условиях неразберихи, связанной с легализацией и притоком новых членов есть шанс перехватить инициативу у анархо-синдикалистов. Но старый костяк организации оказался сильнее. В апреле 1932 г. из НКТ была исключена федерация Героны и Лериды, оказавшаяся под контролем коммунистов-антисталинцев [76].

Руководство КПИ в новых условиях все никак не могло выйти из привычной изоляции. Коммунисты не жалели эпитетов, чтобы охарактеризовать ничтожество своих противников. Социалисты — «народ конченный», анархисты — «слишком правые», либералы — тайные монархисты [77]. После таких докладов в Коминтерне ждали мощного роста компартии.