Великая Испанская революция

Прието настаивал, что армия должна стать «аполитичной, иначе имеется опасность трений и столкновений между антифашистскими организациями» [1351]. Он считал, что слава командиров-коммунистов — результат «определенной газетной кампании» [1352]. Причины такой политики Прието коммунисты не без основания видели в опасениях, что после победы «революционная армия будет играть решающую роль в определении экономической и социальной жизни, политического строя будущей Испании» [1353].

27 июня был принят декрет о запрете политической пропаганды в армии. Сначала он был поддержан основными политическими силами: «Каждая газета в отдельности утверждает, что декрет является осуществлением желаний организации, которую газета представляет, и что эта организация всегда защищала эту мысль, которую теперь выражает декрет» [1354], — сообщали советские наблюдатели. Причем противники коммунистов получили повод для злорадства. «Синдикалиста» писала: «С самого начала существовала партия, которая исключительно занималась вербовкой сторонников, „новообращенных“ в офицерском корпусе новой армии»; «декрет необходим для прекращения вербовочной работы компартии» [1355].

1 июля до коммунистов «дошло», что Прието собирается использовать декрет против их «борьбы за войско». «Мундо обреро» стала осторожно возражать против декрета: «В частных разговорах нельзя запретить говорить о партиях» [1356]. По сообщению С. Марченко, «когда в беседе Урибе потребовал от него объяснений, Прието в очень раздраженной форме сказал, что он не будет действовать по чужой указке, что он делает то, что считает необходимым делать» [1357]. Стало ясно, что блок майских победителей неустойчив.

Росло число комиссаров — выдвиженцев Прието, но, по словам советских военных советников, они не могли объяснить солдатам, «за что они должны рисковать своей жизнью или отдавать свою жизнь» [1358]. Но могли ли это теперь убедительно объяснить комиссары-коммунисты?

Прието предложил генеральному комиссару Альваресу дель Вайо установить квоту по 25 % для коммунистов, социалистов, анархистов и республиканцев [1359]. Урибе опротестовал эту идею. Тогда Прието стал утверждать назначения только республиканцев и социалистов. 700 комиссаров работало без утверждения министра, и он планировал провести увольнение неутвержденных [1360].

25 октября Прието официально запретил офицерам, занимающим командные посты, участвовать в политических мероприятиях и выступать с политическими заявлениями без разрешения министерства обороны. Министр выступил против персональных «героев»: «победа должна быть анонимной, и нельзя отвлекать общественное мнение от общего героизма масс» [1361]. Это вызвало неудовольствие не только лидеров КПИ и НКТ, защищавших право на агитацию в армии, но и самих «героев», привыкших заявлять свое мнение по политическим вопросам. Однако прославленным республиканским полководцам предстояло показать себя в деле.

* * *

После прихода к власти правительства Негрина и Прието планы наступления в Эстремадуре были оставлены. На обновленном Высшем военном совете [1362]прошла идея, которую давно лоббировали руководители Центрального фронта и которая соответствовала военным идеям Прието: вместо маневренной войны в Эстремадуре нужен менее «авантюристичный» удар в тыл группировке франкистов близ Мадрида. Эту идею поддержал и Штерн: «В конце июня — начале июля переходим в решительное наступление, наносим первый крупный удар белым. Целью этого удара мы ставим освободить Мадрид от осады и тем самым вытянуть в поле главные наши силы — мадридскую армию». Когда эти силы наконец придут в движение, можно будет нанести еще несколько ударов, и «к осени враг покатится» [1363]. Такие обещания Штерн давал не только Ворошилову, но и Сталину, к которому также апеллировал в письме (а Ворошилов переслал письмо вождю). И Сталин строил на них свои макрополитические расчеты. А враг к осени «не покатился».

Беда в том, что прорвать фронт под Мадридом было практически невозможно. В своей стратегии Прието и Рохо ориентировались на опыт Первой мировой войны. Антонов-Овсеенко докладывал: «Приэто, который решает в основном линию правительства, ориентируется на пассивную военную политику, строя расчеты на победу, главным образом, ориентируясь на возможности фашистского тыла, он не убежден в необходимости активных действий» [1364]. Впрочем, воздействовать на состояние франкистского тыла, поддерживая партизанское движение, Прието тоже не собирался. Он надеялся на изменение международной обстановки, и прежде всего позиции Франции. Для этого было полезно сохранять баланс на фронтах — без поражений и с локальными победами. По наблюдениям советских военных специалистов, руководство Министерства обороны и Генерального штаба «в успешный исход войны не верят и ищут путей для ее ликвидации, но не путем военной победы» [1365].