Великая. История «железной» Маргарет

Третьим доводом было то, что предпринимаемые шаги к объединению должны быть мирными, постепенными и включенными в поэтапный процесс. Я была согласна с последним доводом, что должны быть поддержаны принципы Заключительного акта Хельсинкских соглашений, в частности относительно границ. Впрочем, еще предстояло узнать, на чем американцы собирались сделать основной упор: на идее будущего Германии в «интегрированной» Европе или же на мысли, что объединение должно происходить медленно и постепенно. Президент США должен был сам дать ответ на это в речи, обращенной к главам НАТО, на совещании в Брюсселе в начале декабря, где был заслушан его отчет о переговорах с господином Горбачевым на Мальте.

Он сделал тщательно подготовленное заявление о «будущей архитектуре» Европы, призвав к «новым, более зрелым взаимоотношениям» с европейцами. Он также подтвердил те принципы, которые изложил Джим Бейкер в отношении объединения. В действительности то, что президент США заострил такое внимание на «европейской интеграции», было сразу воспринято как сигнал того, что в вопросе европейского развития он направлял Америку к федералистской цели, а не к той цели, которую я изложила в Брюгге. У журналистов не было причины иначе воспринимать замечания президента США. Президент мне позвонил и пояснил, сказав, что они относились к «общему рынку», а не к более глубокой политической интеграции. Я выразила надежду, что так оно и есть. Факт оставался фактом: я не могла рассчитывать на американцев в том, что касалось затормаживания германского объединения, и, пожалуй, еще больше я хотела избежать курса на продвижение европейского единства.

Если тогда и была надежда на то, чтобы остановить или замедлить процесс объединения, то она могла бы исходить только из какой-либо англо-французской инициативы. И все же если бы президент Миттеран попытался осуществить то, перед чем он испытывал, как мне было известно, тайные опасения, наши возможности были бы довольно ограниченными. Во время заседания Европейского совета в Страсбурге в 1989 г. мы с президентом Миттераном провели два совещания, чтобы обсудить германскую проблему. Он сильно критиковал программу канцлера Коля по воссоединению страны.

Он сделал наблюдение, что на протяжении всей истории немцы были народом, находящимся в постоянном движении. При этих словах я вынула из сумочки географическую карту, на которой было нанесено многочисленное изменение конфигурации Германии в прошлом: это не внушало никакого оптимизма в отношении будущего. Мы тщательно обсудили, что именно мы можем сделать. Я сказала, что на парижском совещании, на котором он был председателем, мы предложили верный ответ относительно границ и объединения.

Однако президент Миттеран заметил, что канцлер Коль уже довольно далеко отошел от этих предложений. Он сказал, что у Франции в моменты великой опасности в прошлом всегда устанавливались особые отношения с Великобританией, и ему казалось, что опять настал такой период. Мы должны сблизиться и поддерживать отношения. Мне показалось, что, несмотря на то, что мы не нашли способов, по крайней мере, у нас обоих была воля к тому, чтобы сдерживать сокрушительную германскую силу. Это было начало. Почти все дискуссии, которые у меня состоялись с президентом Миттераном в Елисейском дворце 20 января 1990 г., касались Германии.

Подхватив замечания собеседника, я сказала, что для Великобритании и Франции важна совместная работа по разработке планов, чтобы преодолеть происходящее в Германии. Казалось, ГДР была на грани крушения, и нельзя было исключать того, что в течение этого года нас поставят перед принципиальным решением в пользу объединения как перед свершившимся фактом. Президента Франции явно раздражали немецкие взгляды и поведение немцев. Он принимал то, что у немцев было право на самоопределение, но они не имели права осложнять политическую действительность Европы. Не мог он принять и того, что германское объединение должно иметь приоритет перед всем остальным. Он посетовал на то, что немцы воспринимали любое выражение опасений как критику, направленную в их адрес. Если вы не были обеими руками за объединение, вас изображали врагом Германии.

Трудность состояла в том, что в Европе действительно не было силы, которая могла бы остановить процесс объединения. Он был в растерянности, что мы тут можем поделать? Я ответила, что мы можем применить все возможные средства, чтобы замедлить этот процесс. Было плохо то, что другие правительства не были готовы говорить открыто и, как я могла бы добавить, но не стала, французы не были исключением. Президент Миттеран продолжил беседу, сказав, что он разделяет мое беспокойство по поводу так называемой «миссии» немцев в Центральной Европе. Чехи, поляки и болгары не хотели находиться под исключительным влиянием Германии, но они нуждались в германской помощи и инвестициях. Я сказала, что мы не должны мириться с тем, что немцы удерживают некоторый контроль над этими странами, а, напротив, сделать все возможное, чтобы расширить там собственные связи.