Великая Кавказская Стена. Прорыв 2018

Он уже давно понял, что Севостьянихин не зря так долго воюет, что война стала для него шестым чувством. Ему тоже показалось странным, что танк всего-навсего один. Если б наши, то колонной, подумал он, на позывные вышли бы, хотя чем чёрт не шутит. Может, один прорвался, может, он покалеченный донельзя. Но ведь стрельбу мы не слышали! А по идее, духи должны палить по нему со всех сторон, или я ничего не понимаю. Может, они ночью ушли, а мы проморгали. Нет, с духами так не бывает. Духи народ тёртый, от своего просто так не отступятся, вера им не позволяет.

Они вбежали на первый этаж как раз вовремя. Олег в бинокль рассматривал площадь, откуда доносился этот непонятный рёв. Покромсанные осколками тополя казались сюрреалистическими существами, застывшими вдоль дороги. Искорёженные остовы машин — следами великанов, а выбитые окна домов — сотами неизвестно каких пчёл.

Моджахеды ещё не стреляли: молились своему богу. Было неестественно тихо, если бы не звуки танка. Гул в голове у Игоря, как ни странно, прошёл сам по себе. Точно контузило, подумал он.

— Давай свой чай, — потребовал он, вспомнив, что не напился ночью.

Утром ресторан выглядел полностью разгромленным: дорогая мебель превратилась в обломки, а материал, которым были задрапированы стены, свисал клочьями. В потолке светились дыры от мин.

— В котелке, — ответил Олег Вепрев, не повернув головы.

Откуда-то сбоку раздались странные звуки, возник Герман Орлов с зубной щёткой во рту:

— Привет! — пробурчал он, и снова раздались эти звуки: Герман Орлов прочищал себе горло. Затем он появился, напяливая на свою большую голову кепи:

— Где-то здесь… — он полез за барную стойку, — «клюква»[47] спрятана. Игорёха, бросай чаёвничать, держи, — сунул ему РПГ-7, — побежали. Занимай крайнюю позицию справа, а я налево.

Игорь поперхнулся. Ему почему-то передалось радостное настроение Лёвы Аргаткина да и чайку с лимоном захотелось выпить, но возражать не стал: воевать, так воевать, схватил оружие и переместился в кабинет главного врача, окна из которого выходили на площадь Козлова. Германа Орлова он понял с полуслова: следовало приголубить танк с двух сторон, если он, конечно, окажется чеченским. Но позиция ему не нравилась. Два угловых окна не оставляли никакой защиты, хотя обзор отсюда был хороший, можно сказать, идеальный, но до тех пор, пока тебя не обнаружили. Он покосился на правое окно, которое выходило на общежитие фармацевтической академии, и вспомнил, что в ней сидят свои и, дай бог, тоже с гранатомётами. Но легче ему от этого не стало. Ворчание танка все нарастало и нарастало, казалось, он так и не появится, а уползёт дальше, оставив после себя одну большую загадку. Ну и слава богу, подумал Игорь, ну и хорошо. Ему вдруг захотелось, чтобы этот чёртов танк так и не показался из-за угла, чтобы он растворился, пропал в этом добром весеннем утре. И не будет никакой войны, суеверно решил он, и всё будет хорошо, и они с Боженой уедут в Санкт-Петербург и купят дом в пригороде с видом на Вуоксу.

Лёва Аргаткин занял крайнее левое окно, которое, как и все окна в гостинице, давно лишилось стёкол, поставил на мешки с песком пулемёт и деловито передёрнул затвор. Игорь возражать не стал. Может, и стрелять не придётся, подумал он. А если придётся, то Лёва сам виноват, что таскается следом.

Звук танка стал громче. Игоря начала бить нервная дрожь, он снял предохранитель, взвёл курок и положил палец на спусковой крючок. Наконец из-за пятиэтажки появился ствол с ресивером. И произошло то, чего Игорь больше всего боялся: во-первых, танк оказался чеченским, потому что над башней колыхалась зелёная тряпка, изображающая флаг, а во-вторых, танк, как и положено в условиях боя в городе, не вылез полностью из-за дома, а высунулся едва ли на треть и стал поднимать орудие. Сейчас выстрелит и отскочит, подумал Игорь, наводя сеточку прицела. Пришлось чуть ли не высунуться в окно, показывать всему свету свою башку.