Великая Кавказская Стена. Прорыв 2018

— Спецоборудование?.. — удивился Герман Орлов. — Ёпст! Было бы неплохо на него взглянуть. Правда, товарищ капитан?

— Нет, не правда, — устало, как показалось Феликсу, ответил капитан Габелый.

— Кондиционер везу для посольства, — на всякий случай сказал Феликс.

Лёва Аргаткин недоверчиво присвистнул и снова полез смотреть под машину.

— Так вот же! — возмутился он. — Смерть тараканам!

— Езжайте, — как-то странно среагировал капитан и посмотрел в сторону границы. — Олег, подними шлагбаум.

— Ещё чего… — среагировал прапорщик Орлов. — Эй, Михеев, чего спишь? Поднимай!

Подбежал сонный рядовой, и Феликс не без внутреннего торжества поехал. Однако как только он пригляделся к тем, кто стоял у следующего шлагбаума, то его насмешливое настроение сменилось беспокойством, а потом — страхом. Следующие пятьдесят метров под нависающей махиной «стены» ему показались такими длинными, словно он ехал с Красной площади на Лубянку через МКАД. Сердце затаилось, как птица в силках. Хотя казалось, свои в доску: американцы. Никогда с ним такого не бывало, границу он всегда пересекал весело и нагло, особенно не задумываясь, что он вообще делает и как поступает, а здесь оплошал. В крайнем случае, можно позвонить мистеру Биллу Чишолму. Однако лучше этого не делать. Феликс на мгновение закрыл глаза, а когда открыл — ничего не изменилось: по-прежнему всё те же наглые, бандитские рожи.

Чем ближе он подъезжал к чеченскому посту, тем тише ехал, а к шлагбауму приблизился практически на скорости черепахи и заглушил двигатель перед щитом с надписью «Stop!» К его огромному удивлению, вместо американцев в их форме песочного цвета на этой стороне границы стояли какие-то бородатые незнакомые люди со зверскими лицами. А где же «наши», имея в виду американцев, холодея во всех членах, подумал Феликс, где майор Ильвер Стоун или старший лейтенант Джек Паттерсон? Где они все? Куда они делись? И вдруг понял намёк капитана Габелого, мол, разберутся с ним бородатые чехи, если они, конечно, не лопухи. Иуда, не мог предупредить! Но дёргаться было поздно. Дёргаться было опасно.

Всё дальнейшее происходило для Феликса в какой-то странной заторможенности. Он словно пропустил первую серию и обнаружил, что услужливо протягивает чернокожему сержанту документы. Как и когда подошёл к нему этот сержант, он не заметил.

— Please, sir.

— Where to go?[37]

— Грозный…

— The purpose of the visit?[38]

— The press. I'm a journalist.[39]

— What's in the trunk?[40]

У Феликса запершило в горле:

— Оборудование, — он едва не выдал себя, ему показалось, что кондиционер не работает, что он сломался, а в машине стоит чудовищная жара.

— That?[41] — удивился сержант.

— Oboroduvanie for the embassy,[42] — выдавил из себя Феликс.

— Yes, sir, — сказал сержант, но почему-то не отдавал команду поднять шлагбаум, а вопросительно уставился на Феликса.

Феликс сообразил: полез в карман и достал смятые и потные пятьдесят долларов:

— No more,[43] — соврал он.

— That's enough, sir,[44] — обрадовался сержант. — Raise gate![45] — крикнул он.

Как Феликс отъехал, он не помнил, а очнулся, когда оказался среди чумазой орущей детворы, которая, как саранча, облепила машину. Сообразительные чечены возвели в полукилометре от границы примитивный «караван-сарай» — хлипкие постройки из картона и реек — и всякими способами продавали иностранцам местную дрянь из ближайшего супермаркета, как то: сладкую воду, сигареты и зажигалки. Если не купишь хотя бы пачку, может, отделаешься не только царапинами на корпусе, но и разбитыми фарами.

При виде этой толпы, орущей: «Марша вогийла хо! Марша вогийла хо!»[46] — ему стало физически плохо. Воздух казался густым, как сироп, а пейзаж вокруг — не земным, а лунным: к обочине лепились домишки с плоскими крышами. Ещё никогда так тяжело он не пересекал границу. Должно быть, действительно в воздухе пахнет войной, думал он, раз американцы берут взятки, а чеченцы, как с цепи сорвались. В принципе, я им никогда не доверял, и Кавказ мы зря отдали. Теперь мы здесь чужие. Впервые он подумал о Михаиле Спиридонове нелицеприятно: ублажил Запад, а мне расхлёбывать. Иуда.

За стеклом дёргались чумазые лица: «Марша вогийла хо! Марша вогийла хо!» Уже полезли на капот и крышу. А уж стекла оказались, как нарочно, залапанными дальше некуда. Специально ведь, гадёныши, мажут руки какой-то липкой дрянью, сообразил он, а на выезде из Баскана, за поворотом — примитивная мойка из шланга за бешеные деньги. «Марша вогийла хо! Марша вогийла хо!» — надрывалась, приплясывая и корча рожи, чеченская детвора. Самое страшное заключалось в том, что взрослые, которые наблюдали из своих хибарок, командовали, на какие машины нападать, а какие не трогать. Атаковали исключительно российские номера.