Великая Китайская стена

Мао и его коммунисты, Великая стена и призывы к сопротивлению Японии, таким образом, объединились, воссоздав новую мощную платформу национального выживания и возрождения. Одна из первых спланированных побед Единого фронта произошла среди перевалов в районе Яньмэнгуаня, горном проходе в стене между провинциями Хэбэй и Шаньси, где войска националистов сдерживали атаки японцев с востока, а солдаты коммунистов уничтожали вражескую дивизию с тыла. Многие годы спустя Мао испытывал неуместную признательность японцам за их вторжение на север Китая, за тот импульс, который дал толчок его политической карьере. В начале 1960-х годов японская делегация посетила Мао в Пекине и попыталась принести извинения за зверства, чинимые китайцам во время Второй мировой войны. Мао отмел их попытки: «Только когда японская императорская армия оккупировала большую часть Китая, только когда китайцы оказались припертыми к стене, они очнулись и взялись за оружие… Это создало условия для нашей победы в освободительной войне… Если бы мне и следовало кого-то благодарить за все, так это японских милитаристов».

К 1945 году, через восемь лет после того, как некий местный диктатор заставил беззубого, дрожащего генералиссимуса остановиться перед окончательным уничтожением своих внутренних врагов, коммунистические армии численно увеличились почти в одиннадцать раз, с примерно восьмидесяти пяти тысяч штыков в 1937 году до более миллиона, а население на контролируемых ими территориях — с полутора миллионов до, видимо, девяноста миллионов человек. Еще через четыре года безграмотного правления националистов — галопирующая инфляция, преследования интеллектуалов, прощение пособников японцев, неумелое ведение военных кампаний — практически весь Китай оказался в руках коммунистов. На выцветшей фотографии, выставленной напоказ в главной крепости Шаньхайгуаня, запечатлены ликующие местные жители, стоящие по сторонам дороги к форту в 1949 году, и коммунистические войска, марширующие через открытую арку «Первого прохода в Поднебесной», — последняя армия, проделавшая это по пути к завоеванию Китая.

Мао Цзэдун в новом Китае долго не забывал своего символического союзника, Великую стену. Одна из песен-маршей, написанных к некоему кинофильму в 1935 году, очередное прославление стены как эмблемы национального сопротивления, стала гимном Народной Республики:

Вставайте, вы, кто отказывается быть рабами.
Построим новую Великую стену из нашей плоти и крови.
Китайская раса подошла к моменту величайшей опасности.
Каждый должен стоять до последнего вздоха.
Вставайте! Вставайте! Вставайте!
Мы массы, у которых одно сердце и одна воля.
Вперед!
Под огонь врага!
Вперед! Вперед! Вперед! Давай!

Однако в действительности, в категориях кирпича и цемента, война катастрофически сказалась на состоянии Великой стены. Пережив на протяжении нескольких десятилетий боевые действия разной интенсивности — особенно вдоль участков, проходящих по северо-востоку, где шли тяжелые бои, — в начале 1950-х годов стена пришла в плачевное состояние. Бадалин, ближайший к Пекину участок, находился в бедственном положении: помещения форта полуразрушены, стены, насыпи и башни осыпались. С 1953 по 1957 год — видимо, в награду за службу — коммунистическое правительство отремонтировало показательные тысячу триста метров, выровняв полы ради тонких подошв и высоких каблуков будущих посетителей, укрепив расшатавшиеся зубцы, дав опору локтям грядущих орд туристов. Великая стена вступала в новую фазу своего превращения: из идеализированного символа национального сопротивления в отполированный туристический объект.

Однако стена сохранила некоторую преемственность с собственной исторической функцией в имперском Китае. Изначально идею об обновлении стены выдвинул в 1952 году Го Можо. Суровый романтический поэт в молодости, а в зрелости высокопоставленный чиновник в области культуры в коммунистической бюрократии, он предложил отреставрировать Бадалин для загородных выездов дипломатических гостей Пекина. Хоть посольства более не приезжали с лошадьми и шкурами, Великая стена по-прежнему оставалась обязательными церемониальными воротами, через которые просители проходили в Серединное Царство. 19 марта 1960 года Бадалин открыли для дипломатических целей в связи с визитом непальского премьер-министра. В течение следующих шестнадцати лет — засушливый период для официальных иностранных визитов в Китайскую Народную Республику — здесь прошли сорок три известных деятеля. А потом побывали сотни.