Великая Китайская стена

Во-вторых, несмотря на любовь императора Цинь к разрушению старого, чтобы на его месте построить новое, стена вдоль северной границы едва ли была полностью его творением. Вполне возможно, местами она построена на прежних укреплениях: частях стены Янь, шедшей от Монголии на северо-восток к Маньчжурии, и, вероятно, на циньской стене на западе, к югу от Желтой реки. Последние археологические изыскания свидетельствуют: хотя стена Мэн Тяня выходила за старые Чжаоские укрепления на север, за петлю Желтой реки, линия стены Циньской империи совпадает с начальным пунктом более старой циньской стены в Ганьсу и с полосой в восточной Монголии и северо-восточном Китае, вдоль которой были найдены археологические реликвии эпохи Янь. Эти стены лишь местами были рукотворными и использовали, где только представлялось возможным, естественные преграды рельефа местности. Стеностроительство скорее было нацелено на создание при помощи отрезков стен или крепостей единой линии от ущелья к ущелью, от пропасти к пропасти, чем на возведение-совершенно новой непрерывной линии обороны. На это указывает очередной отрывок из Сыма Цяня:

«[Мэн Тянь] взял под контроль все земли к югу от Желтой реки и построил пограничную оборонительную линию вдоль реки, основав сорок четыре обнесенных стеной районных города, стоявших на реке, и населив их осужденными на принудительные работы, перевезенными на границу для нужд гарнизонов… Таким образом, он воспользовался при создании пограничной оборонительной линии естественными горными преградами, устраивая насыпи на равнинах и возводя бастионы и военные сооружения там, где это было необходимо».

Если данные объяснения скорости и простоты возведения стены не удовлетворят придирчивого читателя, нам придется вернуться к преданиям, тысячелетиями складывавшимся вокруг строительства циньской стены: император владел либо волшебным кнутом, либо лопатой, либо конем, благодаря чему Длинная стена просто в двадцать четыре часа возникла из ничего. Всякий сбивающий с толку поворот стены объясняется исторической догадкой, будто император и его конь не туда свернули во время пылевой бури. Другое убедительное, часто приводимое объяснение, как императору удалось хитро разрешить строительные проблемы стены, заключается в том, что особенно крупный дракон, случайно пролетавший над Китаем, притомился, неудачно шлепнулся о землю и обернулся Длинной стеной.

Но если мы не будем принимать мифические объяснения местоположения стены, то следовало бы задуматься, почему Ши-хуанди выбрал именно те районы для строительства стены. Ведь северные части района Ордоса расположены далеко от пахотных земель собственно Китая. Более поздняя, минская версия Великой стены имеет более очевидную стратегическую важность, проходя через аграрную базу петли Желтой реки и нависая с севера над столицей, Пекином.

Если сравнивать, то циньская стена во многих местах проходит слишком далеко от пахотных земель и главных городов, чтобы иметь непосредственное значение для обороны китайских земледельцев.

Суеверие — вот объяснение выбора императора. При всем легистском рационализме своего режима Ши-хуанди был великим приверженцем оккультизма. Одержимый мыслями о смерти, он тратил огромные деньги на посылку алхимиков для поисков эликсиров бессмертия и волшебных грибов — и, конечно, казнил их, когда они неизбежно возвращались без ожидаемых снадобий для продления жизни. Еще он добросовестно прислушивался к пророчествам, и в 215 году до н. э. его напугала надпись на гадальной кости, предсказавшей — «тем, кто разрушит Цинь, будет ху». Решив, что «ху» означает варваров-кочевников ху, император немедленно отправил своего военачальника, Мэн Тяня, с войсками прогнать северные племена из Ордоса и построить стены.

Другое достоверное объяснение — циньская стена имела тот же стратегический смысл, что и построенные в этом районе стены Воюющих Царств: Цинь намеревалась не столько защитить китайцев от нападений кочевников, сколько сохранить наступательные позиции против северян-некитайцев, создавая передовые опорные пункты, с которых можно было бы вести дальнейшие захватнические кампании. В IV–III столетиях до н. э. северные племена на границе находились в тяжелом положении, оказавшись выбитыми из Ордоса далеко в глубь Монголии и Маньчжурии армиями отдельных царств. Кажется маловероятным, что после этих следовавших одно за другим поражений варвары ху могли быстро оправиться, превратившись в угрозу для новой империи Цинь.