Великая княжна в изгнании. Рассказ о пережитом кузины Николая II

Мы с нетерпением ждали обещанной оккупации союзными войсками северного побережья Черного моря. Родители мужа не могли покинуть Киев, и мы очень беспокоились за них, ведь немцы давно ушли оттуда. В то время сообщение с Киевом было настолько затруднено, что им пришлось ждать, пока союзники очистят область и позволят им уехать. Мы ждали, что они приедут к нам в Бухарест, где мы наконец снова сможем оказаться вместе. Но союзники медлили с оккупацией, потеряв много драгоценного времени. Французы оккупировали Одессу нескоро и без большого желания; результат оказался разочаровывающим. Генерал, командовавший операцией, действовал топорно и бестактно; его штабные превышали свои полномочия и оскорбляли местное население, которое относилось к ним с подозрением. Французские же солдаты соскучились по дому; они с ненавистью относились ко всему, что связано с войной; вполне естественно, они не испытывали ни интереса, ни сочувствия к бедам других. К тому времени люди привыкли к кровопролитию, жестокости и ужасам; ничто больше не вызывало их возмущения, их чувства онемели.

Ранее в 1918 году несколько русских офицеров, которым удалось избежать первой волны большевистских массовых казней, собрались на реке Дон, где образовалось ядро будущей Белой армии. Вскоре к ним присоединились беженцы с севера и военные из подразделений, посланных на поддержку румын до революции. Они и многие другие, кто вырвался из-под власти большевиков, не могли вернуться домой, боясь репрессий, пробирались на Дон, кто группами, кто поодиночке. Они перенесли неописуемые тяготы, которые трудно представить в наш современный век. История их подвигов останется нерассказанной и почти совсем неизвестной в остальном мире. Несмотря на свои страдания, они радовались одному: возможности борьбы с красными. Но для борьбы у них почти ничего не было. Они обносились, истрепались. Не хватало ни еды, ни боеприпасов, ни медицинских принадлежностей, а главное – денег. Союзники начали им помогать. Так называемая иностранная интервенция продолжалась два года, но безрезультатно. Однако к этому вопросу мы вернемся позже.

Глава III Придворная интерлюдия

В начале января 1919 года мы переехали во дворец Котрочень, но Рождество и Новый год провели еще в отеле. В канун Нового года британская военная миссия, с членами которой мы очень подружились, пригласила меня и моего мужа к ужину. Среди гостей мы встретили в том числе начальника штаба короля Фердинанда с супругой. Ближе к концу ужина генерал Гринли выпил за здоровье короля Румынии, а румынский генерал предложил тост за короля Георга; оркестр исполнил гимны обеих стран. Затем генерал Гринли снова встал и предложил тост за меня. Оркестр исполнил старый гимн Российской империи. Тогда я услышала его впервые после революции. Когда я стояла за столом и слушала знакомую мелодию, по моему лицу текли слезы. Британские офицеры поняли мою боль, все они по очереди подходили ко мне и чокались со мной.

Дворец Котрочень находится невдалеке от Бухареста. Он представляет собой большое здание, построенное вокруг прямоугольного внутреннего двора, в центре которого стояла дворцовая церковь. Нам отвели целые апартаменты; комнаты были удобными и приятно обставленными, мы снова чувствовали себя достойными людьми. Если бы не постоянная, неизменная тревога за отца, о котором я давно ничего не слышала, если бы не полное отсутствие вестей от него и невозможность ему помочь, жизнь наша могла бы показаться даже приятной.

Во дворец я переехала с тем же единственным, довольно потрепанным, чемоданом, который вывезла с собой из России; туалетные принадлежности были теми же самыми, с никелированными крышками, которыми я пользовалась во время войны. Мои немногочисленные поношенные платья были перешиты из довоенного гардероба – значит, им было более четырех лет. Шелковых чулок не было, я носила толстое хлопчатобумажное нижнее белье. Кроме того, у меня осталось несколько разрозненных носовых платков со срезанными инициалами. Муж мой выглядел примерно так же; покидая Петроград, мы взяли с собой лишь то, что могли унести на себе. Кроме того, мы старались не брать ничего, по чему нас могли бы опознать в случае обыска.

Еще находясь в отеле, я послала за портнихой, которая принесла несколько парижских моделей, среди которых мне особенно понравилось коричневое платье, связанное из шелковых нитей. По ее словам, платье было сшито в новом модном доме Шанель, восходящей звезды на парижском модном небосклоне. Цены намного превосходили мои возможности, поэтому я ничего не купила. Да я и разучилась носить красивые платья, ведь мое общение с миром моды прервалось много лет назад. Но имя Шанель я помнила. До войны девушка по имени Шанель держала шляпный магазин на улице Камбон; я гадала, уж не она ли это.