Великая легенда

— Не пытайся изменить тему, — сухо сказала она. — Ты не ответил на мой вопрос.

— Разве? — воскликнул я.

— Во всяком случае, твой ответ меня не удовлетворил.

По-твоему, у меня нет оснований настаивать на подтверждении? Хорошо, тогда я пойду к царю Приаму и посоветую ему направить к грекам второго посла.

Я испуганно вскочил, застигнутый врасплох:

— Ты не сделаешь этого, Елена!

По выражению ее лица я понял, что угодил в расставленную ею ловушку, и закусил губу. Елена сидела неподвижно, глядя на меня; в ее глазах появился угрожающий блеск. Когда она заговорила, ее голос звучал угрожающе напряженно.

— Идей, — сказала Елена, — ты предал Трою.

Знай я, как серьезно она к этому относится, постарался бы скрыть правду. Ее суровый взгляд мог бы предостеречь меня, но я словно ослеп.

— Если так, я сделал это ради тебя, — ответил я, небрежно пожав плечами.

— Значит, это правда! — воскликнула она.

Я молча кивнул.

Елена вскочила на ноги, и я невольно отпрянул при виде ужаса и презрения на ее лице. Она двинулась ко мне, подняв кулак, как будто собиралась меня ударить, но внезапно остановилась, опустила руку и горько усмехнулась.

— Афродита! — вскричала Елена, возведя очи горе. — Святая покровительница! Почему ты даровала красоту такому жалкому существу, как я? Если ты хотела меня облагодетельствовать, почему возложила на мои плечи бремя вины и покрыла мое имя позором? Разве мало сделать меня неблагодарной сестрой и неверной женой?

Вырви мои глаза, сдери с меня кожу, подвергни мукам, которые испытывают тени в царстве мертвых!

Упав на колени, Елена стала бить себя в грудь и петь скорбную песнь. Я схватил ее за запястья и попытался поднять, но она вырвалась с криком:

— Оставь меня, изменник Трои! — Внезапно ее поведение изменилось. Елена встала и несколько секунд молча смотрела на меня. Я тоже молчал. Наконец она опустилась на мраморную скамью и заговорила спокойно и решительно: — Не мне порицать тебя, Идей. Если, как ты говоришь, ты предал Трою ради меня, то я должна винить только себя. Но разве я дала тебе повод надеяться?..

— А разве нет? — воскликнул я. — Разве не ты обещала мне награду за твое жертвоприношение? Разве не мои уши слышали нежные слова в этой самой комнате? Я солгал грекам и не стыжусь этого, так как хотел завоевать тебя. Как я мог стать орудием изгнания из Трои той, кого люблю?

— Не знаю, — с тоской произнесла Елена после небольшой паузы. — Увы, Идей, на мне лежит проклятие Афродиты. Я не могу видеть мужчину и не стремиться овладеть им. Тебя я презираю и всегда презирала, но старалась очаровать.

— По крайней мере, ты говоришь откровенно, — сказал я, пытаясь улыбнуться.

— Да, но теперь уже слишком поздно, и мое сердце полно раскаяния. Если бы не моя слабость и твое предательство, я сейчас была бы в греческом лагере, сегодняшней кровавой битвы удалось бы избежать, а троянцы и греки пировали бы вместе. Остается только одно — мы должны постараться исправить причиненное нами зло.

— Каким образом? Что мы можем сделать? — осведомился я, отлично понимая, что она имеет в виду.

— Ты должен снова отправиться к царям Греции и передать им предложение Приама слово в слово. Скажи, что я охотно вернусь в объятия Менелая, что я сохну по нему. Такой глупец, как он, сразу придет в восторг.

Меня отнюдь не прельщала перспектива возвращения в греческий лагерь. Такая миссия была чревата смертельной опасностью: перемирие окончено, и меня, скорее всего, схватят как шпиона или убьют. После сегодняшней битвы, где полегло столько греческих героев, и унизительного поражения, нанесенного Гектором и его войсками, греки вряд ли пребывали в дружелюбном настроении.

Но еще большая опасность заключалась в том, что, если новость о моем повторном визите станет известна в Трое, это будет означать разоблачение моего предательства, потерю чести и жизни. Такой позор разобьет сердце моего отца и навлечет на наш род презрение будущих поколений троянцев.

Я ответил Елене со всей твердостью и искренностью — ибо я верил в то, что говорил, и дальнейшие события доказали мою правоту, — что предлагаемая ею попытка была бы более чем бесполезной, что теперь греков может удовлетворить только уничтожение Трои.

Ты должен отправиться в греческий лагерь, Идей, — настаивала она, — и я буду молить богов о твоем успехе. Весь день я слышала плач и проклятия женщин. Ты считаешь меня бессердечной? Я готова даже спуститься в царство теней, чтобы сбросить груз вины.

— Я не пойду к грекам, — упрямо повторил я.

— Вот как? Посмотрим. — Ее голос стал суровым. — Если тебя не заставит честь, то погонит страх. Либо ты сегодня же вечером отправишься с предложением к грекам, либо я пойду к царю Приаму и расскажу ему о твоей измене.

Я бросился к ней с мольбой:

— Ты не сделаешь этого, Елена!

— Сделаю. Разве я не сказала, что презираю тебя?

Если тебя убьют, что мне до этого? Предупреждаю: не пытайся меня обмануть. У меня есть связь с греческим лагерем — не важно какая, — и я все узнаю. Ты должен передать предложение слово в слово.