Великая мать любви

Стоя потом в этой блядской очереди в центр, они еще даже не открыли дверей, затылок к затылку... (сейчас все это бесстыдство организовано лучше, тогда же, в панике, боясь западни со стороны новых властей, социалистов, "этранжерс" приходили едва не с рассветом, нервничали, ждали, бегали лить и отлить, доверяя свои имена соседям, топали ногами под дождем и снежной крупой; я старался думать об оружии, а не о фликах. Если не об оружии, то на военные всегда темы! Так я развлекался тем, что представлял соседей по очереди в виде солдат моего режимант, роты, батальона, и пытался определить на взгляд из какого типа получится какой же солдат. Некоторые из. них решительно ни к черту не годились, недисциплинированных их придется расстрелять за дезертирство после первого же боя, другие, напротив, обещали стать отличными храбрыми солдатами. Я вовсе не воображал себя мегаломанически полководцем, всего лишь офицером, может быть обер-лейтенантом как мой отец. Обер-лейтенанта, я был уверен, я достоин. Почему? Потому что в воинской профессии, как и в мирных ценится спокойствие, уверенность в себе, педантичность и неистеричное поведение. "Ребята меня уважали во всех странах, в которых мне привелось жить... Ребята разных социальных классов и разных степеней развития, почему же вдруг окажусь я негодным к командованию людьми с оружием?" - думал я. Я не терялся при пожарах (два раза), в морских несчастьях (тоже два), не дергался... Я вспомнил, как некто Эл, старый нью-йоркский адвокат, сказал мне как-то во время приема в доме моего босса-мультимиллионера: "Ты напоминаешь мне, Эдвард, гуд олд бойз моего поколения. На тебя можно положиться, парень". И Эл похлопал меня по плечу. Босс общался с Элом по необходимости, у Эла была плохая репутация, он был адвокатом всяких темных людей с итальянскими фамилиями, живущих в Бруклине и Литтл-Итали, босс морщился, завидев Эла на своих парти. Но я, его слуга, имел свое мнение на этот счет, я всегда думал, что Эл - hard and real man, в то время как босс - сорокалетний мальчик, выебывающийся своими экзотическими автомобилями и бизнесами. Мой босс Стивен Грэй был кем-то вроде Бернара Тапи задолго до Бернара Тапи... "Man"... Между мужиками всегда бывает ясно, кто "мэн", а кто нет. Настоящий мужчина Эл меня одобрял, я был горд тогда очень. Я горд и сейчас. На нем был старомодный твидовый пиджак, на Эле, поредевший после пятидесяти кок зачесан назад... "Гуд олд бойз" его

поколения очевидно были все эти люди с итальянскими фамилиями, которых он защищал...

Визита к витрине на рю дэ Лион хватало мне, чтобы выдержать фликовскую церемонию на рю Энард. За годы этих походов, каждые три месяца, я многое понял об оружейных магазинах. Я понял, что витрина магазина оружия - стена плача современного мужчины. Он приходит к ней, чтобы лицезреть свою насильственно отсеченную мужественность. Грустный, лоб к стеклу, он молча молится и грезит о своей былой мощи. К витрине магазина оружия приходят очень разные люди. Да, старые, вылинявшие, облезшие, прогулявшие безвозвратно свою жизнь, но попадаются и очкастые аккуратные буржуа в хороших пальто, и краснощекие типы в кроссовках, джинсах, с яркими горячими глазами, по таким, как поэтично выражались в России, "тюрьма плачет". Однажды я застал у витрины, и это меня растрогало, несентиментального, маленького горбуна с желто-зеленым лицом, веснушчатый кулачок прижимал к носу платок. О чем он думал, маленький, недоросший, недосформировавшийся, в куртке, потертой на горбу?